Моя Теодосия
Шрифт:
– Амо, амас, амат, – диктовала она латынь. – Тебе придется повторять все это наизусть. – Он кивнул, сосредоточенно трудясь. Она подумала, что скоро придется нанять ему учителя. Он продвигается в учении так быстро, что ее занятий скоро будет недостаточно. Она с гордостью посмотрела на мальчика. Если бы ее отец видел его сейчас! Она всегда любовно сообщала Аарону все, что ей нравилось в мальчике, а тот никогда не забывал сообщить свои соображения в ответных письмах. Она подумала, возможно, не совсем справедливо, что отец и за три тысячи миль больше интересуется Гампи, чем Джозеф. Джозеф любил сына, но видел его редко, не понимая, что жесткие
– А теперь проспрягай глагол полностью, – сказала она, когда он кончил писать. Тут дверь распахнулась, и влетела Элеонора, отчаянно жестикулируя.
– О, мадам, там дикарь!
Мать и сын удивленно посмотрели на нее, сын – с особенным интересом. Потом Тео засмеялась:
– Ерунда. В Вэккэмоу нет индейцев.
– Да нет же, мадам, там какой-то негодяй и разбойник с ружьем. Бог мой, он же всех нас убьет!
– Не думаю. Но пойдемте, посмотрим на вашего индейца.
– И я, мама. Можно мне тоже посмотреть? – захныкал Гампи, видя, что его собираются оставить.
– Если он – друг, я позову тебя, – обещала она.
Дрожащая Элеонора проводила ее на крыльцо:
– Вуаля, мадам, – она показала дрожащим пальцем.
– Да, – удивленно вскрикнула Тео, увидев индейца.
Ясно было, что он не враждебно настроен: ружье у него висело за спиной, и он поднял одну руку в знак приветствия. В черных волосах на его голове красовалось орлиное перо, но одет он был в оленью кожу, как обычный лесной житель. На ногах были мокасины, но их носили и многие белые на западе. Невозмутимое лицо его было лишено раскраски. Он спокойно шел по траве, не обращая внимания на испуганные физиономии глазевших на него негров.
Элеонора потянула Тео за рукав:
– Берегитесь, мадам.
– Что вы, не надо так суетиться, – нетерпеливо ответила она. – Я не знаю, чего он хочет, но лицо у него приятное.
Индеец поднялся на крыльцо и встал рядом с Тео. Элеонора ойкнула и убежала.
– Что вы хотите? – она заметила теперь, что он почти на голову был выше ее.
– Вы – миссис Элстон?
Она удивленно кивнула.
Он молча достал письмо из кармана кожаного жакета и протянул ей.
Оно было надписано: «Миссис Теодосии Бэрр Элстон». Она пыталась сообразить, откуда оно могло быть. Но брать его ей не хотелось. Наверняка, думала она, оно как-то связано с Аароном, а этот гонец прислан кем-то из оставшихся на Западе. Но это может быть ловушкой. Может быть, это очередная уловка его преследователей.
– Откуда ты пришел? – спросила она, выигрывая время.
– Оттуда, где садится солнце, за Великой рекой.
– Каким путем шел сюда?
– Шел по тропам через горы и долины, всего одну луну.
– Спроси, как его зовут, мама, – услышала она за спиной голос Гампи, не выдержавшего ожидания. Сейчас он взирал на пришельца в немом восхищении. Индеец повернул голову, и легкая улыбка смягчила его суровое лицо, когда он посмотрел на мальчика. Индеец приложил руку к груди:
– Вабаша. Я – вождь Сиу.
– Но чего же вождь Сиу хочет от – меня? – просила она, как бы разговаривая сама с собой.
– Прочти, – сказал он, показывая на письмо. Она взяла его, все еще неохотно.
Она сломала красную печать, с беспокойством обнаружив на ней правительственную эмблему. Она увидела дату: «1 сентября, 1809, Сент-Луис». Она поняла, от кого, еще прежде чем заметила в конце подпись «Мерни».
Имя это словно обожгло
– Отчего ты не хочешь читать письмо, мама? От кого оно? – спросил Гампи.
Нет, подумала она, конечно, надо, надо прочесть. Смешно не читать. Но не здесь.
– Иди в библиотеку, – велела она сыну, – и жди меня. Я скоро приду.
Она пошла в свою комнату, заперлась и развернула письмо. Странно, она никогда раньше не видела его почерка. Он сразу сообщал:
«Индеец, который принесет письмо, – мой надежный друг. Однажды я оказал ему услугу, и он платит мне тем же. Я не могу доверить это почте.
Теодосия, я скоро умру. Не могу сказать, с чего я это взял, но я знаю. Я мог бы рассказать тебе о видении, которое было у меня в дни пуританской аскетической жизни. Я мог бы рассказать о пророчестве женщины мандин. Индейцы понимают многое, чего не видим мы, и бывают способны предсказывать будущее. Пусть это глупости и предрассудки, но я знаю, что путь мой скоро закончится. Поэтому я хочу увидеть тебя прежде, чем это случится. Я буду у вас в середине октября. Это не затруднит тебя: я буду всего на несколько часов, по пути в Вашингтон, где я постараюсь восстановить свое доброе имя. Президент Мэдисон счел возможным поставить под сомнение мои траты. Он задел мою честь. Кажется, я нажил врагов, которые не стесняются клеветать на меня. Не видишь ли ты в этом что-то знакомое, Тео? И я тоже вижу сходство. Ты говорила, что я слишком жестоко судил твоего отца. Может быть. Я бездумно верил, что мнение большинства всегда верно, что дыма без огня не бывает. Теперь я не уверен в этом. Я открыл, что ложь бывает так же действенна, как правда.
И если бы я знал хоть одного человека, на которого мог бы положиться, как твой отец – на тебя, я был бы счастлив. Прежде я всегда пребывал в гордом одиночестве, и мне это нравилось. Даже ты не изменила этого.
А сейчас я одинок. Мне тридцать пять, но я чувствую себя старым и никчемным. Не то, что я хочу вызвать жалость к себе, Боже упаси. Но я хочу объяснить тебе и себе, зачем я хочу с тобой увидеться. Наша любовь никогда не была счастливой. К ней часто примешивалась страсть, злоба, даже что-то смешное и жалкое. Но все же это была любовь. Нам, видимо, небом было предназначено встретиться. У тебя была другая любовь, большая, чем ко мне. И у меня были другие привязанности.
Думаю, где-то, когда-то будет так, что эти разные Любови не будут противоречить. Но об этом я хотел бы поговорить с тобой, писать не могу.
Я смотрел на звезды. Я слушал голос вод – рек, любимых тобой. Дикая природа учила меня. Думаю, ты сможешь понять меня.
Мерни».
Она сидела неподвижно с письмом в руке. Теперь он, который когда-то отверг ее любовь, нуждается в ней. Он в беде и одинок. Теперь она с радостью бы с ним увиделась. Теперь их встречу ничто не омрачило бы.