Моя Теодосия

Сетон Эни

– Вот последние газеты из Колумбии, – сказал он ей, – хотя там, кажется, ничего интересного.

Тео равнодушно стала просматривать газеты и тут увидела заметку:

«ГУБЕРНАТОР СЕВЕРНОЙ ЛУИЗИАНЫ МЕРИВЕЗЕР ЛЬЮИС ЗЛОДЕЙСКИ УБИТ.

Направлявшийся на Восток губернатор около Нашвиля был застрелен бандитами. Делается все, чтобы задержать убийц».

Кажется, там было что-то еще, но она не стала читать. Она всхлипнула, как испуганный ребенок. Потом она затихла и неподвижно сидела с газетой в руках, глядя в потемневшее окно.

XXVII

Аарон

провел в изгнании четыре года, причем надежды его уменьшались постоянно и постоянно росла бедность. Первый радушный прием и обещания английской знати сменились невниманием и даже подозрительностью. Наконец, лорд Ливерпуль написал ноту, смысл которой сводился к тому, что присутствие в Англии полковника Бэрра, увы, создает затруднения для правительства. Он имеет право на паспорт и бесплатный проезд до любого порта по своему желанию, и чем скорее тем лучше.

С таким же успехом Аарон побывал в Швеции, в Германии, во Франции. У него было много бесплодных знакомств и несколько бессмысленных романов, и периоды блестящей светской жизни сменялись настоящей нищетой, когда он должен был продать часы, купленные в подарок Гампи, чтобы не умереть с голоду. Но что до плана «X», то в Европе, если не считать первоначального интереса британской знати, он не заинтересовал никого. В Париже он несколько раз напрасно добивался аудиенции короля Вестфалии. Жером Бонапарт игнорировал его, как и его царственный брат. Аарон крепился изо всех сил и писал Тео нарочито жизнерадостные письма. Он также вел дневник, в надежде, что они потом вместе почитают его и посмеются. Но здоровье его ухудшилось впервые в жизни. Еще больше его беспокоила Теодосия.

Зимой 1809 года она долго молчала. Когда же пришло письмо, оно было во многом похоже на обычное, о Гампи, о том, как она скучает по отцу, но была и тревожная нота. Она оставила принятый ими бодрый тон и просила его вернуться домой.

«…пойди на риск, пожертвуй чем-то, но возвращайся. О, когда всем становится хуже, я готова оставить все и страдать вместе с тобой. Лед разочарования сковал мое сердце. Не сердись, читая эти жалобы. О, мой ангел-хранитель, за что ты оставил меня? Как мне нужны твой совет и твоя нежность…»

Он с изумлением прочел это письмо, такое странное для нее. Он узнал, что у нее хорошее здоровье, но здесь он почувствовал отчаяние, причиной которого была какая-то другая беда, ему неизвестная.

Он решил вернуться. Он сам чувствовал, что стареет, и он тосковал по дочери и внуку. Долгие месяцы он безуспешно пытался достать паспорт и, наконец, в марте 1812 года достал билет на «Аврору» из Лондона в Бостон, когда уже все говорили, что будет война между США и Англией.

Англичане тайно подстрекали индейцев к бунту, нападали на американские корабли, похитили множество американских моряков и вынудили их служить на британском флоте. Кроме того, они, по сути дела, блокировали воды Америки. Юг считал, что тут необходима война, в Новой Англии считали, что возможен компромисс. Президент Мэдисон пытался сдержать истерию общественного мнения. Но старая вражда времен войны за независимость разгорелась снова, двадцать девять лет спустя.

Аарон мало любил Америку, изгнавшую его, и совсем не любил Англию, сделавшую то же самое.

– Я надеюсь, – сказал он доброму капитану «Авроры», согласившемуся взять неудобного пассажира, – что в Англию больше не попаду, разве только во главе пятидесяти тысяч человек.

– Надеюсь, –

проворчал капитан Потер, – эта чертова война не застанет нас посреди океана. Иначе «Аврору» захватят. Она не слишком быстроходна.

– Не бойтесь, – засмеялся Аарон. – Нынешняя администрация никогда не начнет войну. Мы вовсе не готовы. Нет ни людей, ни денег, ни достаточного числа судов. Эта болтовня о войне похожа на разговоры пансионерок. Покажи им штык – разбегутся.

Но он ошибся. 18 июня началась война, но «Аврора» в это время уже спокойно стояла на бостонском берегу.

С «Авророй» все было в порядке, но не с Аароном. Над ним нависли новые преследования. Два крупнейших кредитора в Нью-Йорке предъявляли ему иски. Нужно было прятаться до времени. Он позаимствовал у кого-то парик и одежду, слишком просторную для него. Так появился на свет мистер Арнот, тайно вернувшийся на родину так же, как в свое время мистер Эдвардс ее покинул. Конечно, не было триумфа, обещанного Тео, но, по крайней мере, они на одном континенте. Если он попадет в Нью-Йорк, их встреча после этого не задержится.

Некоторое время он скрывался в Бостоне, но его ободрило письмо Свартвоута. Правительство, сообщал он, слишком занято войной, чтобы обращать внимание на нищего изгнанника. Даже кредиторы утихомирились на какое-то время. И Аарон продал оставшиеся книги Гарвардскому колледжу и отплыл в Нью-Йорк. Там он поселился на Нассау-стрит, решив возобновить практику. Он дал в газеты объявление: «Аарон Бэрр вернулся в город, чтобы возобновить юридическую практику».

С самого начала результаты были хорошими. К нему стали стекаться клиенты. В конце концов, думали люди, ведь его оправдали. И каков бы ни был маленький Бэрр, никто не сомневался в его профессиональных качествах. Кредиторы ждали, пока он подзаработает денег.

Аарон приободрился. Получив две тысячи долларов дохода, он написал Теодосии, что они смогут вернуться в Ричмонд-Хилл и все будет хорошо. «Темные времена, которые мы пережили, – писал он, – будут забыты; они уже позади. У нас с тобой и с Гампи еще будет замечательное будущее. С нетерпением жду твоего прибытия. Поцелуй за меня мальчика и скажи, что у меня для него много маленьких подарков. Тебе же, душа моя, я купил топазовые серьги. Ты в них будешь выглядеть, как неземная красавица…»

Он отправил письмо тридцатого июня и бодро вернулся на работу.

Письмо это было получено две недели спустя на острове Дебордье. Тео лежала в постели в задней комнате домика на берегу, лежала совершенно неподвижно, глядя в потолок.

Письмо принес Джозеф. Став на колени у кровати, он осторожно вложил его в ее пальцы. Пальцы ее остались неподвижными, и оно упало на простыню.

– Это от твоего отца, Тео, – сказал он необычно мягко. Его мрачное лицо было усталым и изможденным.

– От отца? – спросила она слабым голосом. – Прочти мне.

Ее глаза, теперь уже без слез, похожие на темное стекло, посмотрели на него пустым взглядом.

– Я не хочу читать, – ответил он хрипло. – Он ничего не знает.

Она взяла письмо, держа двумя пальцами.

– Да, бедный отец. Он не знает о Гампи. Он не знает, что Гампи умер. Я и не знала, что когда-то смогу сказать это. Кажется, это уже ничего не значит. Разве не странно? – Усмехнулась она.

Джозеф встал и налил лекарство из бутылочки, поднес к ее губам, и она послушно выпила.

Потом он позвал Элеонору.

Платье висело на ее когда-то пышном теле. Глаза ее были красными.