Моя ужасная няня

Брэнд Кристианна

Ещё вроде бы оттуда слышалось хихиканье, которое, однако же, резко оборвалось, когда повелительный голос рявкнул:

– Евангелина! Немедленно открой эту дверь!

Дети держали дверь изо всех своих сил.

– Она не сможет! – крикнули они в ответ. – Мы крепко держим!

Няня Матильда стояла на лестнице и смотрела на детей сверху – потом подняла свою большую чёрную палку…

И дверь внезапно распахнулась в другую сторону – дети влетели в кухню, и на полу образовалась куча-мала из рук, ног, спин и удобно обращённых кверху мягких мест.

Хоппитт и Кухарка, не говоря ни слова, вручили Евангелине огромную сковороду.

«Шлёп-шлёп-шлёп», – запела сковорода.

Дети

заверещали, барахтаясь и пытаясь встать, и наконец бросились за Суконную Дверь. Но как они ни тянули её на себя, она не закрывалась. Это было очень странно: столько детей, а не могут закрыть дверь.

И через не желающую закрываться дверь они видели, как Хоппитт, Кухарка, Селеста, Эллен и Элис-и-Эмили вооружают Евангелину для настоящей битвы. Наконец девчонка вышла, готовая к бою, подталкиваемая руками слуг и понукаемая их призывами быть храброй. На голове Евангелины красовалась огромная чёрная эмалированная кастрюля, обширный фасад был прикрыт большим противнем; в одной руке она держала сковороду (уже немного помятую), а в другой Кухаркину скалку. На большом круглом лице Евангелины читалось величайшее сомнение в исходе сражения, но за её спиной высился Хоппитт, вооружённый здоровенной вилкой, которой он подталкивал воительницу вперёд.

Дети бросились через переднюю к парадной двери. Воздух зазвенел от воплей: «Откройте дверь!», «Бежим в сад!». Дитя верещало: «Вевимат! Авыватя вевь!» – поспешая во всю возможную прыть своих коротеньких толстых ножек. Его подгузник грозил вот-вот свалиться.

Но если Суконная Дверь не желала закрываться, то парадная, напротив, отказывалась приоткрыться хотя бы на щёлочку. Дети тянули и дёргали её, ковырялись в замке, гремели большими засовами, навешивали и снимали цепочку, но ничто не помогало. А тем временем к ним приближалась закованная в доспехи Евангелина с боевой сковородой. Но…

– Да ведь это всего-навсего Евангелина, – вдруг произнёс Дэниел.

Дети прекратили бороться с дверью и уставились на Евангелину. Дверь же распахнулась за их спинами, но этого они уже не заметили.

– Да ведь это всего-навсего Евангелина, – повторили все.

– Атьня Ваняниня, – поддержало Дитя.

Лица детей расплылись в довольных ухмылках. Няня Матильда посмотрела сверху на детей, на Евангелину и её округлую и не слишком радостную физиономию – и ещё раз ударила об пол своей палкой. И в тот же миг из кухни выскочили остальные слуги, увенчанные шлемами-кастрюлями, обвешанные противнями, вооружённые сковородками, скалками, мётлами, швабрами, утюгами и даже большими щипцами для завивки (ох уж эта Селеста!). Хоппитт и Кухарка, Селеста и Эллен, Элис-и-Эмили оттеснили Евангелину в сторону и стали приближаться к детям…

Дети вылетели в сад из распахнувшейся двери быстрее, чем она успела снова захлопнуться перед ними.

Кухонная армия бросилась в погоню. По дорожке – через широкий газон – напролом сквозь живую изгородь – в огородик, перепрыгивая грядки, петляя между высокими шпалерами фасоли, лавируя между кустами малины… Младшие заблудились в чаще черносмородиновых кустов, Средние завязли в кабачковых лозах, и им пришлось возвращаться, получать по заднице и снова спасаться бегством; раздавленные помидоры и спелый крыжовник лопались и скользили под ногами. Дитячий подгузник наконец-таки

сполз и болтался возле щиколоток.

Дети метнулись в теплицу, дверь которой отказалась закрыться за ними и задержать преследователей; прочь, наружу, через окно, под звон разбитого стекла и яростные крики садовника… Через стену, вскачь по гравийным дорожкам, прыжками через клумбы, обдираясь об розовые кусты, всё вперёд и вперёд, бегом…

Дети мчались, не разбирая дороги, и поэтому даже не вспомнили, что поблизости располагается пруд, – пока не заскользили по берегу на влажной траве, а затем закувыркались кубарем и наконец – шлёп-хлюп-бульк! – попадали в воду.

Неутомимая погоня в составе Хоппитта, Кухарки, Селесты, Эллен, Элис-и-Эмили в сопровождении Евангелины едва успела затормозить, бешено замахав руками, и выстроилась на берегу, свирепо глядя на детей. Те скучковались в центре пруда, по колено в воде, и оттуда вызывающе взирали на загонщиков.

Хоппитт, видимо, провозгласил себя генералиссимусом. Дворецкий повелительно махнул рукой и крикнул:

– Выходите! – И добавил фразу, которую Евангелина слышала от него чаще всего: – Да поживее!

– Нет, – ответила Линди и швырнула в него комком ила из пруда.

Вот так так! Комок попал Хоппитту аккурат по носу – бац! Но чувство собственного достоинства дворецкого осталось непоколебимо.

– Что ж, да будет так, – изрёк он. – Сами напросились.

Только теперь дети обратили внимание, что в ходе всей этой яростной погони он так и не выпустил из рук кастрюлю с кашей.

Пруд был довольно обширный, но мелкий и к тому же очень грязный. Дети сбились в кучку в самом его центре, решив твёрдо стоять до конца – хотя стоять твёрдо в этой жидкой грязи было затруднительно. Кухарка, Селеста, Эллен, Элис-и-Эмили и Евангелина рассредоточились, окружая пруд и отрезая детям путь к отступлению. Затем Хоппитт обошёл своё войско, раздавая своим солдатам наполненные кашей носки.

И закипела Битва.

По счастью, только Хоппитт умел хорошо попадать в цель. И когда носки попали в распоряжение детей, те тоже воспользовались ими как снарядами – с небольшой добавкой из жирной, чёрной грязи, просто ради интереса. Меткость детишек оказалась на порядок лучше, и скоро бойцы кухонной армии приобрели некоторое сходство с зебрами, обзаведясь чёрными полосами на лицах – только глаза яростно сверкали из-под кастрюль. Носки летали туда-сюда, но у кухонной армии начинка из каши была уже на исходе. Хоппитт доскребал остатки из кастрюли, пока дети, пользуясь передышкой, пытались помыть лица, в результате тоже становясь несколько полосатыми. Кроме того, водоросли наматывались им на руки и свисали с ушей, словно зелёные волосы, – но, по крайней мере, самая густая грязь с них стекала. Слуги на берегу умыться не могли, и их физиономии уже покрылись задубевшей коркой, как панцирем.

Но когда каша закончилась, Кухарка притащила таз с тестом…

Отчаяние стало овладевать детишками. Они-то могли отбиваться только грязью, но теперь Элис-и-Эмили вооружились метлой и шваброй, и, как только кто-то из детей наклонялся зачерпнуть грязи, тут же метла или швабра толкали его под воду. По счастью, Младшие, за которых следовало бы опасаться, были просто в восторге от происходящего. Со всеми этими няньками, боннами и гувернантками им очень редко выпадал шанс поиграть в действительно грязной воде. (Думаю, няня Матильда, когда била об пол своей палкой, всё-таки всегда следила, чтобы малыши не нахлебались лишнего.)