Моя жизнь с Драйзером
Шрифт:
И действительно, с немалой для меня выгодой он продолжал громить меня, примерно так, как в свое время Лютер громил католическую церковь. Я был для него порождением дьявола. Время от времени в газетах в различных районах страны попадались выдержки из его статей с отрицательной оценкой моих книг. Он затмил всех самых яростных моих противников и в конце концов стал среди них своего рода лидером, словно, прежде чем самим критиковать меня, им хотелось посмотреть, насколько свирепо раскритикует меня он. И, в конце концов, верьте или не верьте, благодаря моим книгам он настолько выдвинулся, что его пригласили в «Нью-Йорк гералд трибюн» заведовать не то литературной страницей, не то отделом. И с этого момента почти каждую неделю вплоть до самой его смерти в 1926 году он непрерывно писал обо мне и ни разу, кроме одного случая, не отозвался положительно.
Это единственное «кроме» произошло где-то между январем и мартом 1926 года, после того как я выпустил «Американскую трагедию». В то время
Однако, к моему искреннему и глубочайшему изумлению, он совершил поворот на 180 градусов, «перекувырнулся через голову», как выразился один критик, и перешел в мой лагерь. Короче говоря, вся его статья была посвящена анализу силы воздействия моей книги на читателей, и в основном он хвалил ее. Частным образом я узнал, что книга действительно произвела на него большое впечатление, и можно было ожидать, что с этого момента он будет относиться ко мне более благосклонно. Я решил, что добился его обращения на путь истины, но считал вполне вероятным, что, если он будет продолжать в том же духе, его выступления в мою пользу окажутся гибельными для его карьеры.
Насколько я был прав в своем предположении, мне так никогда и не удалось узнать. В том же году, в июле или в августе, Шерман после происшедшей в нем странной перемены отправился проводить свой летний отпуск куда-то на озера, кажется, на север Нью-Джерси или в Пенсильванию. Не прошло и нескольких дней, как все нью-йоркские газеты были полны сообщениями о его внезапной трагической смерти. И здесь мы подходим к наиболее любопытной части всего этого эпизода, которая, как мне кажется, имеет какую-то психологическую связь с его прежним отношением ко мне и с происшедшей в нем переменой. В газетах сообщалось, что, хотя он был женат- жена его находилась в то время, кажется, на побережье,- он отправился в это летнее путешествие к озерам с молодой девушкой, считавшейся его знакомой. Во время их прогулки по озеру, на небольшом расстоянии от берега и в хорошую погоду, лодка перевернулась, и оба они утонули.
Я могу привести точный текст одного из газетных сообщений: «По-видимому, он хотел оказать помощь девушке, но она утонула; тогда он, вероятно, пытался спастись сам, ухватившись за перевернутую лодку, но, прежде чем смог это сделать, также пошел ко дну».
Мой друг Чарлз Форт сказал бы (и он действительно сказал это), что трагический конец Шермана был психологически подготовлен аналогичным концом Роберты Олден, которую он так жалел."
____________________
Нет, мне кажется, что за «Американскую трагедию» и все другие связанные с ней трагедии следовало винить не Драйзера, а Америку. И, говоря словами Драйзера, не только Америку, но и человеческую натуру, которая, оказавшись в условиях, созданных для нее Америкой, действует именно так, как изобразил Драйзер.
Драйзер лишь описывал жизнь такой, как она есть. Он годами вынашивал идеи всех своих романов, прежде чем садился писать их. Идея романа «Оплот» зародилась у него еще в 1910 году, фактически же он начал работать над романом в 1914 году, но написал тогда только несколько глав. Поэт Эдгар Ли Мастере рассказал мне недавно, что он и Драйзер в 1912 или в 1913 году часами гуляли по Мичиган-авеню в Чикаго, и тогда Драйзер говорил с ним о своем намерении написать роман о хорошем человеке. Эта идея только тридцать лет спустя была осуществлена им в романе «Оплот». Взявшись снова за этот роман в 1916 году, он написал треть книги. Он работал над ним в Калифорнии в 1920 и 1921 годах. Он принимался за него и снова откладывал несколько раз в течение двадцатых и тридцатых годов. В 1942 и 1943 годах он начал писать его заново с самого начала, и весной 1945 года роман был закончен.
«Сестру Керри», после того как у него зародилась идея этого романа, он писал в течение четырех лет. «Финансиста» он вынашивал в голове примерно с 1904 по 1911 год. «Титан», написанный в 1913 году, был опубликован в 1914 году. Роман «Дженни Герхардт» был задуман им после того, как он закончил писать «Сестру Керри», в 1900 году. Он начерно набросал его в 1901 году, по-настоящему стал писать в ноябре 1909 года и закончил примерно в июле 1910 года!.
Сюжет «Гения» вынашивался им примерно с 1904 по 1915 год, когда роман был окончательно завершен и опубликован. Однако «Гений» был более субъективной книгой, чем другие его романы; материал для него он собирал на основе своего собственного опыта и опыта людей, которых он хорошо знал. В «Гении» был дан как бы синтез трех людей: талант художника Эверетта Шина, которым Драйзер восторгался; внешность и нервная натура молодого редактора отдела искусств издательства «Баттерик пабликейшнз», покончившего жизнь самоубийством; и некоторые черты характера, свойственные самому Драйзеру. Работа над «Стоиком» приближалась к концу накануне дня смерти Драйзера – 28 декабря 1945 года.
Вот что он сам написал своему бывшему редактору еще в 1943 году в ответ на просьбу указать хронологическую последовательность его работ:
"Начав
Затем, как вы знаете, появились «Дженни Герхардт» и «Финансист», а после моего путешествия в Европу с Грантом Ричардсом – «Сорокалетний путешественник», потому что ему непременно хотелось, чтобы я написал об этом периоде. Затем «Титан», из-за которого издательство «Харперс» выставило меня вон. Затем «Гений»; его издатель – Джон Лейн. Он выдал мне небольшой аванс, но отказался, как вы знаете, выпустить книгу в свет. Вы тогда участвовали в этой борьбе. По каким-то причинам тираж «Дженни Герхардт» разошелся, и я получил немного денег – достаточно (вместе с гонораром за статьи, рассказы и т. п.), чтобы продержаться некоторое время, хотя Хорас Ливрайт появился на моем горизонте только в 1918 году. Он издал «Гения», так же как и сборник «Двенадцать», законченный к тому времени, и обе книги разошлись. Между тем у меня возник сюжет «Оплота», и время от времени я понемногу работал над ним. Примерно тогда же были написаны «Каникулы индианца», появившиеся в свет благодаря Фрэнкливу Буту, настоявшему на том, чтобы я поехал снова взглянуть на Индиану. Вы редактировали тогда эту книгу. Я также закончил «Пьесы о естественном и сверхъестественном» и пьесу «Рука, гончара», опубликованную Хорасом. Отказавшись от работы над «Зарёй», которая должна была явиться первым томом «Истории моей жизни», я решил работать над «Днями газетной работы», которые должны были составить второй том моей автобиографии. Тем временем, как вы знаете, я решил переехать в Лос-Анжелос и переехал туда. Там между 1919 и 1921 годами я закончил «Дни газетной работы» и послал их Хорасу. Без моего согласия, даже не известив меня об этом, он изменил название книги, озаглавив ее «Книга о себе самом». Мне это не понравилось, так как этим нарушалась вся серия: «Заря», «Дни газетной работы», «Литературное ученичество», «Литературный опыт» («Литературное ученичество» должно было быть третьим томом, а «Литературный опыт»-четвертым). Позже, как вы знаете, я заставил Хораса изменить название «Книга о себе самом» на «Дни газетной работы». Между 1922 и 1930 годами, вернувшись в Нью-Йорк, я закончил «Краски большого города», «Освобождение и другие рассказы», «Американскую трагедию», «Зарю», «Галерею женщин», «Цепи», «Трагическую Америку», «Драйзер смотрит на Россию» и бог знает сколько других книг".
____________________
Проезжая на машине между Порт-Джервисом и Монтиселло, мы заметили маленький хорошенький домик, стоявший в глубине леса, примерно в полутораста шагах от дороги. Было в нем что-то, привлекшее наше внимание, и мы решили свернуть с дороги и осмотреть его. Заглянув внутрь, мы увидели, что он обставлен с большим вкусом искусно сделанной деревенской мебелью – там была старомодная печь, длинный деревянный стол с подходящими к нему по стилю скамьями и много маленьких интересных вещиц, свидетельствующих о стремлении к комфорту. Мы подумали, что домик принадлежит, вероятно, какой-нибудь влюбленной паре. Поговорив с ближайшими соседями, Тедди выяснил имя владельца и решил, что мы можем снять домик на два оставшихся летних месяца.
Мы продолжали двигаться на север; следующая наша остановка была в Кортленде, описанном в «Американской трагедии» под названием Ликурга. Чтобы составить себе впечатление о городе в целом, мы проехались по различным районам Кортленда – по его лучшим жилым кварталам, фабричному району и беднейшим улицам.
Затем мы проехали в Саут-Отселик (в книге – Бильц), где жила Грейс Браун (Роберта Олден). Узкая проселочная дорога, ведущая к ее дому, выглядела примерно так, как Драйзер описал в своей книге. Пока мы ехали по дороге, я думала о том, какой могла быть жизнь молодой девушки в таком мрачном месте, вдали от шумного света; автомобили в то время были редкостью, и в магазин приходилось ездить на лошадях за три мили. Одинокий дом на холме, окруженный высокими деревьями, вызывал именно то чувство осиротелости, которое Драйзер позже описал в своем романе. Те, кто постоянно жил в большом городе, могли найти этот дом очаровательным, но для неискушенной девушки жизнь здесь после возвращения из Кортленда, где она все же имела некоторые развлечения, должна была показаться довольно унылой. Во всем окружавшем ее слышалась какая-то навязчивая тоскливая нота, которую Тедди уловил и заставил прозвучать в различных вариациях по всей книге.