Моя жизнь
Шрифт:
английском языке, и я не знал, что делать. Появился новый предмет -
геометрия, в котором я был не особенно силен, а преподавание на английском
языке еще более затрудняло его усвоение. Учитель объяснял прекрасно, но я не
успевал следить за его рассуждениями. Часто я терял мужество и думал о том, чтобы вернуться в третий класс: я чувствовал, что взял на себя непосильную
задачу, уложив два года занятий в один. Но такой поступок опозорил бы не
только меня,
следующий класс, рассчитывая на мое усердие. Боязнь этого двойного позора
заставила меня остаться на месте. Но когда я ценой больших усилий добрался
до 13-й теоремы Эвклида, то вдруг понял, что все чрезвычайно просто.
Предмет, требовавший лишь чистой и простой способности рассуждать, не мог
быть трудным. С этого времени геометрия стала для меня легким и интересным
предметом.
Более трудным оказался санскритский язык. В геометрии нечего было
запоминать, а в санскрите, как мне казалось, все надо было заучивать
наизусть. Этот предмет мы начали изучать тоже с четвертого класса. В шестом
классе я совсем упал духом. Учитель был очень требователен и, на мой взгляд, слишком утруждал учеников. Между ним и преподавателем персидского языка было
нечто вроде соперничества. Учитель персидского был человек весьма
снисходительный. Мальчики говорили, что персидский язык очень легок, а
преподаватель хороший и внимателен к ученикам. "Легкость" соблазнила меня, и
в один прекрасный день я очутился в классе персидского языка. Учитель
санскрита сильно огорчился. Он подозвал меня к себе и сказал:
– Как ты мог забыть, что ты сын отца, исповедующего вишнуизм? Неужели ты
не хочешь изучить язык своей религии? Если ты столкнулся с трудностями, то
почему не обратился ко мне? Я прилагаю все силы, чтобы научить вас, школьников, санскриту. Если ты продолжишь свои занятия, то найдешь в
санскрите много интересного и увлекательного. Не падай духом и приходи снова
в класс санскритского языка.
Доброта его смутила меня. Я не мог пренебречь вниманием учителя и теперь
вспоминаю Кришнашанкара Пандья не иначе, как с благодарностью. Мне было бы
трудно изучать наши священные книги, если бы я не усвоил тогда основы
санскрита, хотя бы и в скромном объеме. Глубоко сожалею, что не изучил этот
язык более основательно. Впоследствии я пришел к убеждению, что все дети
индусов, мальчики и девочки, должны хорошо разбираться в санскрите.
Я считаю, что во всех индийских средних школах надо, кроме родного языка, преподавать хинди, санскрит, персидский, арабский и английский. Пугаться
этого длинного
систематическим и не велось на иностранном языке, уверен, что изучение всех
этих языков было бы удовольствием, а не утомительной обязанностью. Твердое
знание одного языка в значительной степени облегчает изучение других.
В сущности, хинди, гуджарати и санскрит можно рассматривать как один язык, так же как персидский и арабский. Хотя персидский принадлежит к арийской, а
арабский - к семитической группе языков, между ними существует тесное
родство, так как оба они развивались в период складывания ислама. Урду я не
считаю языком особым, так как он воспринял грамматику хинди, а в его
словарном составе преобладающей является персидская и арабская лексика. Тот, кто хочет хорошо знать урду, должен знать персидский и арабский, так же, как
тот, кто хочет овладеть гуджарати, хинди, бенгали или маратхи, должен
изучить санскрит.
VI. ТРАГЕДИЯ
Из немногих друзей по средней школе особенно близки мне были двое. Дружба
с одним из них оказалась недолговечной, но не по моей вине. Этот друг отошел
от меня, потому что я сошелся с другим. Вторую дружбу я считаю трагедией
своей жизни. Она продолжалась долго. Я завязал ее, поставив себе целью
исправить друга.
Друг этот был сначала приятелем моего старшего брата. Они были
одноклассниками. Я знал его слабости, но считал верным другом. Мать, старший
брат и жена предупреждали меня, что я попал в плохую компанию. Я был слишком
самолюбивым, чтобы внять предостережениям жены. Но я не осмеливался
противиться матери и старшему брату. Тем не менее я возражал им:
– Я знаю его слабости, о которых вы говорите, но вы не знаете его
достоинств. Он не может сбить меня с пути, так как я сблизился с ним, чтобы
исправить его. Я уверен, что он будет прекрасным человеком, если изменит
свое поведение. Прошу вас обо мне не беспокоиться.
Не думаю, чтобы это удовлетворило их, но они приняли мои объяснения и
оставили меня в покое.
Впоследствии я понял, что просчитался. Исправляющий никогда не должен
находиться в слишком близких отношениях с исправляемыми. Истинная дружба
есть родство душ, редко встречающееся в этом мире. Дружба может быть
длительной и ценной только между одинаковыми натурами. Друзья влияют один на
другого. Следовательно, дружба вряд ли допускает исправление. Я полагаю, что
вообще необходимо избегать слишком большой близости: человек гораздо быстрее