Мозаика теней

Харпер Том

— «Святой Ремигий, наставь меня на праведный путь», — перевел он.

Мне никогда прежде не доводилось слышать о таком святом, но я тут же понял назначение этой безделушки. Это был паломнический перстень, подобный тем, что во множестве продаются возле храмов с мощами святых. Я вспомнил, что родители мальчика были паломниками. Наверное, это их кольцо?

— Спроси, это колечко принадлежало его матери?

Фома покраснел и сердито заговорил о чем-то.

Я вертел кольцо в руках, ожидая, пока отец Григорий будет готов перевести.

— Он говорит, что это его

кольцо. Монах носил его на шнурке на шее. Однажды ночью Фома перерезал шнурок и спрятал кольцо. Хватившись его, монах пришел в неистовство и везде искал его, однако вскоре решил, что оно просто-напросто потерялось. Забрать же его из тайника мальчик уже не успел. — Священник откашлялся. — Фома говорит, что вспомнил о кольце среди ночи и пришел забрать его, чтобы отдать тебе.

Какая признательность!

— Скажи, что я ему не верю.

Фома ответил всего несколькими словами, перевод которых почему-то вызвал у отца Григория серьезные затруднения.

— Он сказал, что ты… Короче говоря, он настаивает на своем.

— То есть я должен думать, что утром он взял да и отдал бы мне кольцо? — спросил я, подняв брови. — От краденого так легко не отказываются.

Священник перевел мои слова, но на застывшем лице мальчишки ничего не отразилось.

— Каковы бы ни были его намерения, — продолжил я, — скажи ему, что, попытавшись убежать от нас под покровом ночи, он не улучшил своего положения. Кстати, его ранам тоже вряд ли полезно, что он заляпал их грязью. — Я покосился на его жалкую одежонку и перепачканные повязки. — Тут в саду, кажется, есть родник. Надо омыть его раны.

Мы — Элрик, священник, Фома и я — обогнули дом и спустились но полуразрушенной лесенке к обнесенному стеной заброшенному саду. В центре его находился низкий цоколь, от которого отходил петляющий между деревьями каменный желоб, некогда подводивший воду к резервуару под домом. Сейчас желоб был разрушен, и там, где вода уходила в землю, образовалось маленькое болотце. Но родник жил, и вода даже переливалась через поросший мхом край желоба.

Я омыл раны Фомы, вытер их полой плаща и стал накладывать на них новую повязку из запасов Анны, когда мальчик неожиданно заговорил.

— О чем это он? — полюбопытствовал я, потуже натягивая полотняную ленту.

Отец Григорий перевел:

— Он говорит, что именно в этом месте монах учил его стрельбе из арбалета. Большую часть времени они упражнялись в стрельбе по целям, находившимся у дальней стены сада.

Закрепив повязку, я направился к стене, на которую указал Фома. Как и вся усадьба, сад тонул в зарослях сорняков, а стена обросла лишайниками и мхами, но я тут же заметил на ней множество свежих выбоин. Видимо, сюда было пущено немало стрел, и с каждым выстрелом глаз юноши становился все точнее при попадании в цель, каковой должен был стать император. Похоже, стрелок здорово набил руку.

Послышавшийся откуда-то сверху крик прервал мои мысли. Я поднял голову над парапетом и окинул взглядом поляну. Один из стражей пытался остановить всадника, въехавшего на холм на красивой белой кобыле. Из хлева выскочил Сигурд и побежал навстречу незнакомцу,

а за ним широкой цепью следовали остальные варяги. Я поспешил туда же.

Кордон вооруженных боевыми топорами варягов, похоже, нисколько не смутил всадника, взиравшего на них с высокомерной усмешкой.

— Что вы здесь делаете? — спросил он.

Незнакомец был одет в дорогой зеленый плащ и отличной выделки сапоги, однако произношение выдавало в нем простолюдина.

— До нас дошел слух, что здесь прячутся недруги императора, — спокойно ответил Сигурд. — Мы заняты их поисками.

Всадник прищурился.

— Ну и как, нашли кого-нибудь?

— Нет. Пока что.

Сигурд произнес последние два слова с угрозой, но это вызвало у незнакомца смех.

— Меня зовут Косма, и я не отношусь к числу врагов этого или любого другого императора. Вообще-то я лесничий и к тому же присматриваю за имением, которое принадлежит моей госпоже.

Сигурд медленно осмотрелся вокруг, намеренно задерживая взгляд на ветхих постройках и запущенном саде.

— И много ли она тебе платит?

— Достаточно для того, чтобы я не пускал сюда незваных гостей. Если вы уже нашли всех, кого тут можно найти — то есть никого, — вам лучше уехать.

Заметив выражение лица Сигурда, я поспешил вмешаться в разговор.

— Скажи-ка мне, лесничий, и как же зовут твою негостеприимную госпожу?

— Моя госпожа весьма гостеприимна к тем, кого она приглашает. Я служу Феодоре Трихас, жене севастократора Исаака и невестке императора Алексея Комнина. — Он улыбнулся. — Вряд ли это семейство станет прятать у себя предателей и изменников.

Подобный оптимизм мог бы показаться забавным, но нам все равно пришлось покинуть имение.

Вся обратная дорога была проделана в молчании, но зато ее завершение получилось довольно шумным. Чем ближе мы подъезжали к городским стенам, тем оживленнее становилось движение, и хотя мы решили въехать в столицу через ворота, находившиеся в стороне от торных путей, это оказалось весьма непростым делом. Перед воротами толпился сельский люд. Стражники грубо допрашивали и обыскивали всех входящих, перебирая их скромные пожитки, умещавшиеся в заплечных котомках. Мы простояли бы перед воротами до самой ночи, если бы Сигурд не проложил дорогу сквозь толпу и не окликнул знакомых стражников. Когда наша компания оказалась наконец за воротами, он приказал остановиться.

— Мы отвезем мальчишку во дворец и заключим его в тюрьму, — заявил Сигурд. — Если он смог так лихо улизнуть от нас, то сбежит и из монастыря.

— Если поместить его в тюрьму, он не проживет и недели.

— Невелика потеря! — хмыкнул Сигурд, дернув за поводья. — Болезнь есть болезнь. На все воля Божья.

— Я говорю вовсе не о болезни. Или ты забыл, что произошло с болгарином? Монах или его агенты могут проникнуть куда угодно!

И действительно, загадка смерти болгарина продолжала мучить меня. Как удалось убийце проскользнуть в самые глубины дворца, сквозь закрытые ворота и мимо целого легиона варягов? Ответа ни у кого не было.