Мозгоед
Шрифт:
— Значит, тот, кто сильнее всех хочет получить главный приз, и есть убийца…
Он досадливо цокнул:
— Какой ты смешной, однако! Кому интересны чужие желания? Кто будет их измерять? У каждого — своя сила и своя правда. Отдели зерна от плевел, и увидишь сено.
— Не понимаю.
— Вот видишь, даже такой простой истины ты не понимаешь.
— Подожди, — почему-то я заторопился. — Скажи, ты приходил к убитым?
— Какой ты милый, док, — я увидел длинные острые зубы. — Раньше ты в меня не верил, а теперь такие вопросы задаешь. Конечно, я был
— Во время…
— К некоторым, да. К тем, кто мне симпатичен… У Полины был. Она очень удивилась. Не мне — убийце. Стала охорашиваться, одежки свои немудреные скинула. Разлеглась, словно другого и не ждала. Но вместо любви он подарил ей смерть. Правда, красиво?!
— А Даша?
— Нет, — он снова зацокал, как возмущенная белка. — У нее голова пустая — нечем поживиться. И тарахтит, тарахтит, тарахтит… Я ее только подтолкнул немного, чтобы поняла — вот оно, настоящее… Подсадил… Цепочками обмотал, чтоб красиво было. Там ее и смерть накрыла.
— Что это — настоящее?
— Смерть, конечно. Жизнь — есть иллюзия. Иллюзия есть жизнь. И только смерть дает истинное знание — смерть открывает твою истинную суть.
— Но после этого ты умираешь.
— Такова цена. Но, умирая, ты узнаешь, кто ты есть. Разве это не прекрасно?
— Алиса… Ты был с ней?
— О, да! Прекрасное ничто. Я вгрызался в ее голову и тонул в восхитительной пустоте. Там невесомость и немного шмоток. Не переживай, она не стоила твоих терзаний. Физическая оболочка. Ты достоин большего.
— Чего я достоин?
— Тебе виднее, — чавкнул он. — А сейчас извини — слишком голоден, чтобы продолжать.
Я расслабился и постарался получить удовольствие. Голову снова сжали горячие тиски. Борясь с приступом тошноты, я из последних сил смотрел на костер. Искры ударили прямо по глазам. Стало больно, на губах выступила пена. Голова дернулась, и я увидел ночное небо. Какие звезды в это время года… Какие звезды…
Звезда по имени Инга…
15 июля
Вера в то, что глупцы не думают, самая опасная форма оптимизма.
Я проснулся и понял, что болен шизофренией. Тем, кому смешно, просьба выйти из зала.
Да, я болен, господа, я болен! И ничего страшного в этом нет. Напротив, все нормально. Во всем мире тысячи людей больны шизофренией. Если следовать статистике, то это один процент. Всего лишь один процент! Но если численность населения давно уже перевалило за пять миллиардов, то один процент — весьма внушительная цифра.
Что есть шизофрения? Расщепление личности? Ничего подобного! Пусть я и психиатр-самоучка, но все равно знаю: болеть шизофренией — не значит иметь расщепленную личность. Расщепленная личность — совсем другое. Как правило, расщепление личности вызвано психологическими травмами в детстве. А с этим у меня все в полном порядке. Не было никаких травм, не было! Я не называюсь разными именами и не проигрываю разные роли. Однако я действительно болен…
Больной шизофренией должен был впасть в полное безумие. Но что есть безумие? Безумие есть — жизнь.
Я смотрел на себя в карманное зеркальце. Застывшая улыбка — без всяких эмоций. Другое дело, что сейчас я и не испытывал никаких эмоций, но сути дела это не меняло — я болен.
Я до сих пор не могу ответить на один вопрос: является ли шизофрения болезнью или это всего лишь иной способ восприятия реальности? Наверное, с точки зрения нормы, я совершенно другой. И всегда был другим. О, давайте только не будем вспоминать курс лекций: «Слово „шизофрения“ возникло от греческих „шизо“ („схизо“) — расщепляю и „френ“ — разум. Под расщеплением подразумевается не раздвоение (например, личности), как часто это не совсем верно понимают, а дезорганизацию, отсутствие гармоничности, несоответствие, нелогичность, с точки зрения обычных людей». Все так и есть, но мне от этого не легче.
Первый тип шизофреника, говорил наш профессор, представляет собой простого индивидуума, не понимающего еще, что он давно и безнадежно болен. Он не способен на эмоциональную привязанность ни к обстановке, ни к человеку, он блуждает с места на место, от человека к человеку. Простые шизофреники — это и бродяги, и проститутки. Простому шизофренику безразлично, с кем и где находиться. Сегодня он может пить водку на вокзале, завтра прийти в Дворянское собрание и сказать, что в его жилах течет голубая кровь.
Второй тип — это параноидный шизофреник, для которого отражение собственных мыслей в виде голосов и видений, а также ощущение повышенной значимости. «Я — гений!» — говорит он вам, и любое сомнение в этом делает вас его врагом. «Я — гений!» — говорит мне студент с третьей парты, когда я ставлю в его зачетку «неуд». Он ненавидит меня, я ненавижу его. Возможно, мы оба параноидные шизофреники.
Третий тип — кататоник, с задержкой почти всех мышечных движений, со странными изменениями в работе мышц и внезапными приступами ярости.
И, наконец, четвертый тип, прости господи, гебефренический. Придумали же такое название! Отличается он странными поступками и разговорами; больной высказывает ряд фантастических идей с явно сексуальной, а нередко и религиозной окраской.
Помнится, я поспорил с профессором:
— Можно вопрос?
— Да, конечно.
— Можно ли считать нормальным человека, который ведет себя холодно и равнодушно с родными, однако души не чает в своих золотых рыбках и даже испытывает к ним нечто, сродни сексуальному влечению. Он говорит: «Они такие прекрасные, и они так нежно разговаривают со мной». Когда одна такая рыбка дохнет, он испытывает искреннее горе. Но если умирает его жена или дочь, ему совершенно все равно. Профессор, это шизофрения?