Можайский — 1: начало
Шрифт:
23
На Невский, где располагалась главная контора от огня страхового общества «Неопалимая Пальмира», прибыли уже без задержек, что Гесс, дважды за утро попадавший в причудливые ситуации, счел за настоящее чудо. Все это время — впрочем, не слишком продолжительное — Вадим Арнольдович и Григорий Александрович почти не разговаривали, только единожды вступив в короткую перепалку, когда экипаж проезжал мимо строившегося дома товарищества господ Елисеевых [104] .
104
104
Вадим Арнольдович выразил изумление тем, что власти позволили реализовывать этот, по его мнению, безобразный и безвкусный проект, никак не вписывавшийся в окружающий архитектурный ансамбль проспекта. Григорий Александрович, напротив, был восхищен смелостью решений и пожелал долгие лета Павлу Ивановичу Лелянову — городскому голове, этот проект утвердившему.
— Вот увидишь, — Саевич усмехнулся, добавив сакраментальное «если доживешь», — однажды этот дом станет важной достопримечательностью. Он смел, красив, решителен в своем отказе от застывшего прошлого. Настоящее произведение архитектурного и инженерного искусств!
— Он пошл, вульгарен, безобразен и беззастенчив в своем разрыве с традицией домостроения. Мне искренне жаль того, кто в будущем сумеет углядеть в нем достопримечательность. — Вадим Арнольдович тоже усмехнулся. — Только слепец, невежда или человек со вкусом грубым и невоспитанным сможет в этом бессмысленном и варварском нагромождении стекла увидеть произведение искусства. А ты, мой друг, — Вадим Арнольдович еще раз усмехнулся, добавив то же самое сакраментальное «если доживешь», которое чуть раньше подпустил в свое определение Саевич, — увидишь, несомненно, то, как внешнему уродству и внешнему безвкусию будет соответствовать начинка магазина. Готов поставить тельца против яйца, что всё внутри окажется в бронзе, позолоте и мраморе!
На этот раз Григорий Александрович, парируя, снисходительно улыбнулся:
— Не стану спорить: и бронза будет, и позолота, и мрамор. Да только много ли ты понимаешь? Версаль среди всех магазинов! Магазин-дворец!
Вадим Арнольдович рассмеялся:
— Ну да, ну да! Самое то — заворачивать селедку на мраморном прилавке и резать зелень под бронзовой люстрой! Тебе не смешно?
— А должно быть?
— Не знаю. По мне — так очень смешно!
— Ну так смейся!
— А я и смеюсь!
Гесс и Григорий Александрович, надувшись, как малые дети, отвернулись друг от друга, сделав вид, что рассматривают что-то из противоположных окошек экипажа. Экипаж, тем временем, проехал еще немного и остановился у дома, который, в отличие от елисеевского, ничем из окружающих не выделялся. Именно в нем — жилом со двора и сданном фасадом на проспект под конторы — помещалась «Неопалимая Пальмира». Гесс, прекратив дуться, распахнул дверцу и, сойдя на панель, констатировал:
— Приехали.
Григорий Александрович, наклонившись с сиденья, окинул взглядом заурядные витрины первого этажа и ординарные окна трех остальных: все они были освещены электрическим светом, но что-то в них Григорию Александровичу не понравилось. Ухвативший это по выражению его лица Гесс поинтересовался:
— Что-то не так?
— Пока не могу сказать. — Григорий Александрович тоже вышел из экипажа и, задрав голову, более внимательно осмотрел фасад. — На каком этаже?
— Второй.
— Гм…
— Вот что…
Гесс, все еще не понимая, что именно встревожило друга, тронул его за рукав и предложил:
— Ты тут пока осмотрись да вели кучеру разгружаться, а я поднимусь в контору, предупрежу о нашем визите.
Григорий Александрович согласно кивнул, а Гесс направился к парадной.
Поднявшись на второй этаж по весьма запущенной лестнице и машинально отметив это малореспектабельное обстоятельство в голове, Вадим Арнольдович очутился на площадке перед несколькими дверьми,
Впрочем, помещение, как выяснилось тут же, было все-таки не одно.
Гесс толкнул дверь с не очень-то начищенной табличкой «С.О.О. Неопалимая Пальмира» и, удивившись в очередной раз, обнаружил, что дверь заперта. Однако окна, которые он давеча с фасада осматривал вместе с Григорием Александровичем, были освещены, и это явление — запертая при начавшемся уже рабочем дне и при том, что в помещении конторы все-таки кто-то был, дверь — показалось Гессу совсем уж невероятным. С каких это пор страховщики запирают свои конторы от потенциальных страхователей?
Окинув взглядом пространство подле двери, Вадим Арнольдович обнаружил не слишком приметную кнопку электрического звонка: никаких надписей — вроде «звоните и входите» — рядом с ней не было, что тоже наводило на определенные мысли. Было даже не совсем понятно, работает ли звонок вообще. И так как выяснить это можно было только одним способом, Гесс нажал на кнопку и прислушался.
Где-то за дверью, на удивление сильно приглушенное, послышалось характерное бренчание: звонок работал. А вот шагов или каких-то иных, ответных на вызов, звуков слышно не было вообще. И тем не менее, спустя несколько секунд дверь открылась, и Гесс понял причину как приглушенности звонка, так и отсутствия прочих звуков: дверь оказалась неимоверной толщины, чуть ли не сейфовой, металлической, очень тяжелой и только снаружи — с внешней, обращенной на общую площадку, стороны — обшитой деревянными планками, что создавало иллюзию ее «нормальности».
— Ну и ну, — отметил про себя Гесс и, с удивлением еще большим, нежели то, которое вызвала в нем конструкция входной двери, воззрился на появившегося на пороге конторы человека.
Человек этот и впрямь заслуживал эпитет «удивительный». Около двух метров ростом, совершенно лысый и вообще без растительности на лице — даже брови отсутствовали, — с перебитым носом, толстыми губами, телосложения необычайно мощного, почти саксоновского [105] , а все же, несмотря на все это, поразительно элегантный и даже, если можно так выразиться, породистый. Откуда в голове у Гесса взялось вдруг это определение — «породистый», — он и сам наверняка не смог бы сказать, но факт оставался фактом: могучий до первобытности, безобразный на лицо гигант производил впечатление именно породистого человека. Возможно, что-то было в его движениях, что накладывало на него такой отпечаток — неподдельные, незаученные, неотработанные изящество и простота. Примерно также двигался бы вельможа: не вознесенный на вершину из низов, а вельможей родившийся.
105
105 Имеется в виду выдающийся германский тяжелоатлет Артур Хенинг «Саксон» (1878–1921) — автор ряда мировых рекордов, не побитых до сих пор.