Мрачные сны Атросити
Шрифт:
— Пройдите тест на экране.
— Вы меня на работу принимаете, что ли?
— Я собираю психологические портреты преступников, — с каким-то превосходством во взгляде ответила Катарина. — А теперь пройдите тест на экране.
Энигма глянула в тест: «Я всегда не доверял незнакомцам, и каждый раз моя правота подтверждалась разными случаями». Скукотища.
— Я отказываюсь. Слишком умно для меня.
— Тогда мы будем вынуждены применить к вам силовые методы.
— Что ж, я потерплю.
Доктор нажала на кнопку стационарного телефона. Ей тут же позвонили. Она выслушала, тяжело вздохнула и вернулась к своему тестированию.
— Прошу, вы очень
— С какой стати мне помогать центру?
Катарина внимательно посмотрела на Энигму.
— Вы очень поможете лично мне. Сами понимаете, я обязана провести этот тест. Таков порядок.
— Не понимаю.
— Меня могут наказать.
— Это ваши проблемы, — сказала Энигма, но тут же устыдилась своих слов, вопреки своей воле. Болезненное сострадание ко всем живущим часто мешало ей в прошлом, и она старалась его в себе уничтожить и не связываться с другими людьми, не оказывать помощи, не вникать ни в чьи проблемы. Но время от времени жизнь утыкала ее в это носом. И порой вновь просыпалось это глупое чувство, даже там, где оно совершенно неуместно и никчемно. Вот и сейчас, доктор пытается ею манипулировать, а ей жаль эту женщину, застрявшую в системе, из которой она не способна выйти. Которая гордится своей ролью, будто властна над чем-то, хотя сама может в любой момент быть наказанной и отстраненной от дел.
— Вы просто ребенок, — недовольно отрезала Энигма, пододвигая к себе клавиатуру. — Играетесь со своими тестами, хотя могли бы по-настоящему помогать Атросити.
Катарина довольно прикрыла глаза. Энигма потыкала кнопки на клавиатуре, то и дело вздыхая от скуки, когда попадался объемный вопрос.
— Отлично. Теперь следующий тест. Вот вам десять рисунков. Возьмите карандаш, изобразите их на листе. Расставьте их в иерархическом порядке.
Иерархический. Господи, что это за бред? Как эти каракули можно вообще вписать в общую иерархию? Вместо символов Энигма нарисовала солнце.
— Вы уверены, что именно так хотите ответить на этот тест?
— Скажите, это ваш натуральный цвет или вы краситесь? — спросила Энигма, чувствуя, как нелепое тестирование начинает выводить ее из себя. — Никогда не встречала настолько коричневых волос.
— Прошу, расставьте десять рисунков в иерархическом порядке.
Энигма закатила глаза и принялась расставлять картинки. Вот это скопище пятен напоминает газировку, давно такой не пила. Пусть будет первым. А эта клякса похожа на доктора. Энигма прищурилась, глядя на худощавую чернобровую женщину с птичьими глазами и громадной родинкой около носа. Представила, как та пьет газировку.
— Вам когда-нибудь хотелось сладкого?
— Сахар — это наркотик.
— Что ж, как и вся жизнь. Она вызывает зависимость и привыкание, как вы считаете?
— Этот вопрос не относится к данному тестированию. Я не имею права отвечать на него.
— Понимаю, вы переживаете экстаз от единства с центром управления. Когда зубья вашего механизма сцепляются с зубьями других шестеренок, и эти повторяющиеся действия, это кручение вокруг одного и того же приводит в движение всю систему. Вы видите эту систему прекрасной, и себя как часть прекрасного. Поэтому отрицаете личное право ответить на личный вопрос.
Катарина смерила ее строгим взглядом.
— А что же можно сказать о вашей системе, госпожа? Если бы мне было все равно на благосостояние моего мира, я бы не стала заглядывать внутрь этого изношенного двигателя, о котором никто должным образом не позаботился, — тут в ее голосе появилось пренебрежение, —
Энигма улыбнулась в ответ, как ни в чем не бывало, хотя внутри все напряженно сжалось. Неужели эта марионетка знает истинную природу Атросити? Нужно быть с ней осторожнее.
Катарина принялась тыкать пальцами в сенсорный экран, ее глаза, вооруженные миниатюрными очками, бегали из стороны в сторону, явно что-то вычитывая.
— Что ж, Энигма, ваша характеристика готова. Болезненное честолюбие, невозможность достичь личных целей и, в связи с этим, — демонстративное равнодушие и холодность.
Энигма почувствовала себя уязвленной, но вопреки этому скрестила руки на груди и насмешливо посмотрела на доктора. Пусть та видит, что ее нелепое тестирование годится лишь для потехи.
— Вы критически воспринимаете окружающую действительность, считаете ее несовершенной, но принимаете все как есть из-за собственного бессилия. С общественным мнением вы не считаетесь, действуете по-своему, ко всему, что не укладывается в вашу собственную систему ценностей, относитесь свысока. Хотя у меня большие сомнения насчет того, что система ценностей у вас целостная, скорее всего это несвязанные элементы понятий. У такого нестабильного и противоречивого психотипа не может сформироваться здоровой системы ценностей, отвечающей требованиям общества. Вы не можете брать на себя ответственность. Не можете управлять другими людьми, но можете сбить их с толку, потому что ваши обрывочные идеи могут быть яркими и заражать умы. В действительности вам плевать на других. Вас волнуют абстрактные философские вопросы, которые вы считаете фундаментальными, хотя с реальной жизнью они плохо связаны. Это ваше бегство от ответственности. Моральные и общественные нормы вами совершенно не усвоены. Вы склонны замедлять деятельность группы и нарушать ее моральное состояние нереалистическими мечтами. Вы внушаете себе и людям, что вы — бедная овечка и жертва обстоятельств, но на самом деле именно от вас исходит опасность для окружающих.
— Я вам ручку не золотила, — Энигма резко прервала доктора и пристально посмотрела ей в глаза. — Мне ваши гадания не нужны. Давайте перейдем к следующей процедуре.
Катарина хмыкнула, косо глянула на Энигму, затем уперлась в монитор. Спустя пару минут нерешительности она взяла трубку и вызвала конвой.
Он стоял в тени. За толстым стеклом проплывали мутные облака, сгущая пространство в одну вязкую субстанцию. Мерзко.
Он испытывал отвращение. Он делал все, чтобы его мир стал чище и правильнее. Все его разработки, изобретения и законопроекты служили одной цели — пресечь гниение в Атросити, но ему бесконечно казалось, что источник разложения все еще в городе. И острова не давали покоя: он чувствовал, как от них тянутся к городу грязные руки преступности. Злого бунта, дерзкого инакомыслия. Всего того, что привело к войне, которую удалось прекратить лишь заставив Атросити замолчать.
В своих фантазиях он видел сильных граждан, которые искренне чтят Кодекс и следуют ему, потому что знают: закон ведет к гармонии и чистоте. Но на деле жители Атросити оказались подобны лабораторным мышам. У них не было своей воли, и подчинялись они не из искреннего понимания, а из страха. Они прятались по углам, показываясь лишь когда подают корм. Иные же были подобны большим уличным крысам, способным к настоящему волеизъявлению, но их воля была отравлена чумой, и потому их отправляли на острова.