Мрачные всадники
Шрифт:
Как однажды сказал ему один из рейдеров чирикауа, он обладал «сильным духом». И, возможно, это было правдой. А может быть, ему просто чертовски везло. Как бы то ни было, он был легендарной фигурой как среди представителей закона, так и среди преступников.
Но, несмотря на все это, он был просто человеком. Может быть, более удачливым; может быть, более жестким, чем большинство, но все же… человеком.
И после тридцати с лишним лет конфликтов с худшими отбросами Запада его годы лишь прибавлялись. И это больше всего беспокоило Хоббса. Пеппер не мог жить вечно.
— Может, ты хотя бы
— Нет. Ночь — лучшее время для начала пути. — Он раздавил сигарету в пепельнице. — Если честно, мне лучше поторопиться.
— Хотел бы я отправиться вместе с тобой.
Пеппер пожал плечами.
— Ни к чему. Скоро я вернусь с Партриджем. Так или иначе.
— Удачи, — крикнул Хоббс в спину удаляющемуся Пепперу, но тот уже не слышал.
* * *
Ночью в пустыне прохладно.
Прохладно, темно и спокойно, как на дне мрачного моря. Некоторые мужчины боялись путешествовать по ней после захода солнца, но Пеппер не был одним из них. В своей карьере охотника за головами он обнаружил, что как только неумолимое солнце скрывалось за горизонтом, путешествие по пустыне становилось в разы быстрее.
Некоторые мужчины, как он полагал, просто суеверны. Они боялись ночи и всего, что в ней таилось, но на самом деле для этого не было никакой причины. Ибо в ночи не было ничего такого, чего не было бы в светлое время суток. И если индейцы-апачи или головорезы-разбойники решили убить и ограбить человека, то им всё равно, делать это днём или ночью.
Небо напоминало по цвету каминный пепел; время от времени тучи расступались, чтобы позволить глазу луны ослепительно засиять и омыть все вокруг жутким, нереальным сиянием.
Пеппер ехал по плотно утрамбованной тропе, его жеребец двигался медленно и осторожно. Он брел по ровным пустошам и, наконец, очутился среди диких ландшафтов гигантской страны кактусов, окрашенной бледным лунным светом. Он был каким-то призрачным, несущим угрозу. Полный таящихся теней и тянущихся из тьмы пальцев, созданных этими странными на вид суккулентами. Хорошие места для бандитов и перебежчиков. Легко в темноте пустить пулю в одинокого всадника. Но это были не те мысли, которые стоило разводить по ночам, и Пеппер удивился, как ему вообще такое в голову пришло.
Это просто еще один след, по которому он шел. Еще одна тропа, еще одна ночь. И, по правде говоря, за все эти годы мало что изменилось.
«Это всё, что я умею, — подумал мужчина. — Это всё, что я знаю».
Тропы, ночёвки в палатках. Постоянная охота то на одного человека, то на другого. А между заданиями — почти полная пустота. У него никогда не было времени, чтобы жениться и завести семью.
У Пеппера где-то был сын… сын, которого он зачал вне брака с фермерской девушкой в Алабаме во время войны. Он никогда не видел этого ребенка. Бесчисленное количество раз он думал о том, чтобы найти его, и каждый раз отступал. А ведь сейчас парню уже должно быть двадцать два…
Что это было? Трусость? Может быть. Но кто он такой, чтобы внезапно вмешиваться в жизнь мальчика? Он не был отцом, когда мальчик нуждался в нем. А теперь было уже слишком поздно. Или, по крайней мере, так Пеппер твердил себе все эти годы.
В последнее время Пепперу казалось, когда он бродил один по тропам, как сегодня ночью, его ум начинал жить собственной жизнью и внимательно изучать прошедшие годы. Пепперу это не нравилось. Ему это не нужно. Человеку нужна ясность, когда он охотится за беглецами и преступниками; ему не нужны эмоции, воспоминания и чувство вины, размывающие тонкие грани решений и поступков.
В работе Пеппера все должно было быть черно-белым. Он был добрым человеком. И заботливым, когда это позволяли обстоятельства.
Проблема заключалась в том, что в своей профессии мужчина должен был слишком часто закрывать глаза на страдания и игнорировать такие вещи, как сочувствие и милосердие, если он хотел выполнить свою работу.
И все это в последнее время беспокоило Пеппера больше, чем когда-либо.
Может быть, дело было в незаметно подкрадывающейся старости. Может быть, он просто размяк. Как бы то ни было, он продолжал видеть свою распростёртую перед взором жизнь, бесчисленные упущенные возможности и никогда не сделанный выбор.
А если он вспоминал тех людей, которых убил или арестовал… он уже не мог ясно представить себе их лица. Все они выглядели одинаково.
И это его сильно беспокоило, потому что когда-то у него была фотографическая память и личная воображаемая галерея достижений из пойманных преступников. А теперь вся эта галерея пожелтела и выцвела, как старые фотографии, приколотые к стене. И он думал, что дело в возрасте… или чём-то похуже.
От некоторых фактов нельзя просто отмахнуться. Головные боли, которые мучили его в течение последнего года, становились все более частыми. Приступы дрожи, которые когда-то были редкостью, теперь стали обычным явлением и случались по нескольку раз в день. А когда они начинались, перед глазами темнело и тускнело, будто выключали свет. Все становилось расплывчатым и теряло всякую ясность.
Возможно, когда всё закончится, он обратится к врачу.
Возможно.
На вершине скалистого утеса Пеппер остановилась. Прищурившись в темноте, он осмотрел пройденную местность. Да, они были там, сзади. Он чувствовал их за своей спиной с тех пор, как покинул Юму.
«Повозка с небольшой группой, — подумал он, — а впереди еще один всадник».
Они держались позади, стараясь двигаться незаметно, но мало кто мог выследить Джона Пеппера без его ведома.
Он знал, что было бы достаточно легко свернуть с тропы и сбить их с толку, увести в неправильном направлении и ускакать, оставив их гоняться за собственным хвостом.
Но он не собирался этого делать.
* * *
Не прошло и трех часов после отъезда из Юмы, как Пеппер привязал свою лошадь на краю высохшего русла ручья и отправился собирать хворост.
Разведённым им костёр был небольшим, но полезным. Достаточным для того, чтобы заварить целый кофейник. Пока кофе варился, мужчина ждал, когда подъедут всадники. Потому что знал, что они приедут.