Мрачный Жнец (сборник)
Шрифт:
Лезвие стало деревянным.
– И все остальное ей тоже не нужно! – воскликнула мамаша, хотя недавние слова ее дочки свидетельствовали об обратном. – Она ведь девочка! И я… я не могу позволить себе такие шикарные игрушки!
– НО ЭТО ЖЕ ПОДАРОК, – несколько озадаченно произнес Санта-Хрякус.
– Подарок? – не поняла мать.
– Подарок? – с ужасом переспросил Крохобор. – Нет! Это наш товар! Какое право ты имеешь раздаривать его направо-налево?! Мы тут деньги зарабатываем, а не подарки да… Ну, то есть… да, конечно, страшдество, детям надо дарить игрушки, – быстро поправился он, поняв, что на него с изумлением смотрят люди. – Но сначала
– Вот именно, – глубокомысленно произнес «дядюшка». – Только маньяк может дать эльфу стамеску, если, конечно, не хочет, чтобы ему на лбу вырезали его инициалы.
– Значит, все это бесплатно? – резко спросила мать Дорин, наотрез отказываясь уходить от центральной темы разговора.
Господин Крохобор беспомощно посмотрел на игрушки. Они определенно не были похожи на те, что хранились у него на складе.
А затем он попытался повнимательнее рассмотреть нового Санта-Хрякуса. Каждая клетка его мозга твердила, что это веселый толстячок в красно-белом костюмчике.
Ну… почти каждая. Некоторые клетки, более прозорливые, сообщали, что глаза на самом деле видят нечто иное. Правда, что именно – тут глаза и клетки никак не могли сойтись во мнениях. А еще пара клеток просто взяла и отключилась.
– Гм… Кажется, да, – процедил господин Крохобор сквозь зубы.
Несмотря на страшдество, во всех зданиях Университета кипела лихорадочная деятельность. Волшебники в любом случае [72] не ложились спать рано, но сегодня в самую полночь должен был начаться Страшдественский пир.
72
Как правило, они жили согласно распорядку, который устраивал их самих. Многие старшие волшебники полностью переселились в прошлое, но были и такие, как профессор энтропии, который изобрел целую временную систему, основанную на суждении, что все люди вокруг него не более чем иллюзия.
Как известно, существуют слабые энтропические принципы и сильные энтропические принципы. Слабые принципы в основном гласят об удивительной сущности вселенной, позволившей людям эволюционировать до такой степени, чтобы жить, например, в университетах, в то время как сильные принципы сообщают: напротив, весь смысл существования вселенной заключается в том, чтобы люди не только могли работать в университетах, но и писать статьи в огромные научные труды со словами «космический» или «хаос» в своих заголовках [73] .
73
И в этом присутствует изрядная доля правды. Вселенная определенно функционирует на благо общества. Это ясно демонстрирует солнце, встающее каждое утро, как раз когда люди просыпаются.
Профессор энтропии Незримого Университета изобрел еще один, специальный и неотвратимый, энтропический принцип, гласивший следующее: единственная причина существования вселенной – это обеспечение эволюции профессора энтропии Незримого Университета. Но то лишь официальное изложение данной теории, а на самом деле
Об истинных масштабах Страшдественского пира можно было получить представление из того факта, что легкой закуской в Незримом Университете назывались три-четыре блюда, не считая сыров и орешков.
Некоторые волшебники начинали практиковаться загодя. Декан, в частности, теперь мог поднять на вилке двадцатифунтового индюка. Ожидание полуночи только придавало здоровую остроту профессионально отточенным аппетитам.
В зданиях царило приятное ожидание, слюнные железы уже шипели в предвкушении, заранее подбирались пилюли и порошки, которые через несколько часов могли понадобиться для отражения контратаки скопившихся чуть ниже грудной клетки и воюющих друг с другом восемнадцати блюд.
Подняв воротник балахона, Чудакулли вышел на снег. В окнах факультета высокоэнергетической магии горел свет.
– Ну, не знаю, не знаю… – пробормотал аркканцлер. – Ночь перед страшдеством, а они еще работают. Это ненормально. Страшдество ведь… Вот когда я был студентом, к этому времени я уже успевал дважды протрезветь…
На самом деле Думминг Тупс и его группа студентов-исследователей подготовились к встрече страшдества. Они украсили Гекс веточками остролиста, а на большой стеклянный купол, под которым находился главный муравейник, надели бумажную шляпу.
Чудакулли казалось, что при каждом его посещении что-то новое появлялось в… механизме, думающей машине – или как там еще называли эту штуковину. Иногда всего за одну ночь таинственный прибор самостоятельно перестраивался. А иногда, по словам Думминга, Гекс составлял и выдавал планы того, что ему требовалось. Как правило, от этой штуковины у Чудакулли по спине начинали бегать мурашки. Впрочем, сегодня мурашки принялись скакать особенно оживленно: перед странным прибором сидел казначей. На мгновение Чудакулли даже думать забыл о всяких грибных гномиках.
– А ты что здесь делаешь, старина? – осведомился он. – Ты же должен быть у себя в комнате и интенсивно прыгать, освобождая побольше места в животе. Сегодня ведь Страшдественский пир, помнишь?
– Ура всему розовому, синему и зеленому, – откликнулся казначей.
– Э… мы думали, что Гекс может… ну… помочь, сэр, – сообщил Думминг Тупс, считавший себя символом разумности Незримого Университета. – Решить проблему казначея. Мы думали, это будет ему хорошим подарком на страшдество.
– О боги. У казначея нет никаких проблем, – сказал Чудакулли и похлопал бесцельно улыбавшегося человека по голове, одновременно произнося одними губами слова «совсем сбрендил». – Немного рассеян, и все. Я сказал: «НЕМНОГО РАССЕЯН», да? Неудивительно: он столько времени проводит, складывая эти числа. На свежий воздух и не выходит. Я сказал: «МАЛО БЫВАЕШЬ НА СВЕЖЕМ ВОЗДУХЕ, СТАРИНА!»
– Мы подумали, может, ему хочется с кем-нибудь поговорить… – растерянно промолвил Думминг.
– Что-что? Но я с ним постоянно разговариваю! Стараюсь как можно меньше оставлять его наедине с собой, – пожал плечами Чудакулли. – А то он сразу начинает хандрить.
– Э… да… определенно, – дипломатично заметил Думминг. Он помнил казначея как человека, который считал очень веселым времяпровождением поглощение яйца всмятку. – Итак… э… но мы попробуем еще раз, хорошо? Ты готов, господин Динвидди?