Мрачный Жнец (сборник)
Шрифт:
И не возражай.
— Там, наверху, может быть опасно, — галантно заметил Мор.
— Здесь, внизу, тоже может быть опасно, — указала Изабель. — Так что благодарю, но я уж лучше побуду наверху, со свечкой.
Она поставила ногу на нижнюю перекладину. Вскоре Изабель превратилась в топорщащуюся оборками тень в ореоле сияния свечи. С каждым ее шагом ореол все сужался.
Мор установил лестницу и постарался отогнать мысли о жизнях, которые давят на него со всех сторон. Время от времени метеор расплавленного воска с глухим стуком падал на пол рядом с ним и вырывал в пыли кратер. От Изабель
Она замерла и довольно долго стояла на одном месте.
Затем ее голос приплыл вниз, приглушаемый весом навалившейся, словно шарф на заварочный чайник, тишины.
— Мор, я нашла.
— Хорошо. Тащи сюда.
— Мор, ты был прав.
— Отлично, благодарю. Теперь принеси книгу сюда.
— Хорошо, Мор, но которую?
— Не копайся, свечи надолго не хватит.
— Мор!
— Что?
— Мор, здесь целая полка!
Теперь действительно наступил рассвет. Сейчас мыс идущего по Диску дня не принадлежал никому, кроме как морским чайкам в Морпоркских доках приливу, гнавшему речные волны к берегу, и теплому противовращательному ветру.
Последний добавлял к сложному благоуханию города аромат весны.
Смерть сидел на кнехте и смотрел на море. Он решил перестать быть пьяным. Это вызвало у него головную боль.
Он попробовал рыбную ловлю, танцы, азартные игры и пьянство. По отзывам, эти четыре удовольствия принадлежали к числу самых популярных жизненных удовольствий. И что же? Он не был уверен, что уловил, в чем здесь суть. Едой он был доволен — Смерть не меньше любого другого любил хорошо покушать. Больше он не мог придумать наслаждений для плоти. Или, вернее, мог, но все они были именно плотскими. И он не представлял, как к ним подступиться, не производя серьезной перестройки организма. А эту идею он даже рассматривать не собирался. Кроме того, он сделал одно наблюдение: старея, люди отказываются от этих наслаждений. Так что, предположительно, привлекательность здесь лишь поверхностная.
У Смерти возникло чувство, что людей ему не понять никогда.
Солнце накалило булыжники так, что от них пошел пар. Смерть ощутил чуть заметное покалывание — так отозвалось в нем легкое весеннее возбуждение, лихорадка, способная, как насос, протолкнуть тысячи тонн жизненного сока по пятидесятифутовой древесной массе в лесу.
Вокруг резко снижались и ныряли в воду за рыбешкой морские чайки.
Одноглазая кошка на исходе восьмой жизни и последнего уха появилась из своего лежбища в куче выброшенных коробок из-под рыбы, потянулась, зевнула и почесалась задней лапой. Утренний бриз, пробившись сквозь прославленный запах Анка, принес легкий аромат специй и свежего хлеба.
Смерть пребывал в растерянности. Он не мог противиться этому. Он и в самом деле радовался, что живет. И ему очень не хотелось быть Смертью.
«НАВЕРНОЕ, Я ЗАБОЛЕВАЮ, — подумал он. — ТОСКОЙ ПО ЧЕМУ-ТО.»
Мор пристроился на перекладине рядом с Изабель. Лестницу слегка качало, но, в общем, она казалась довольно надежной. По крайней мере, высота его не тревожила: внизу была только темнота.
Некоторые из первых томов Альбертовой жизни чуть ли не рассыпались.
Чувствуя, как лестница подрагивает в такт движениям, Мор потянулся и наугад вытащил один. Затем открыл книгу где-то в середине.
— Передвинь свечу сюда, — попросил он.
— Ты можешь это читать?
— Вроде как…
— «…Пратянул длань. Но сильна разгневался, што Смерть наканец спустился сюда, в юдоль скорби, за ним. И в сваей гардыне дал обед искать Бессмертия. „Тогда, — обратился он ко младым волшебникам, — мы аблачимся в влияния Богов“. На следующий день, когда дождь все лил и лил, Альберто…»
— Написано на Старом языке, — объяснил Мор. — Еще до изобретения правописания. Давай-ка заглянем в самую последнюю.
Это был Альберт в натуральном виде, Альберт чистой воды. Мор заметил даже несколько ссылок на жареные тосты.
— Давай посмотрим, чем он занимается сейчас, — предложила Изабель.
— Думаешь, это следует делать? Немного напоминает подглядывание.
— Так что? Испугался?
— Ладно.
Он быстро перелистал страницы, пока не дошел до еще не заполненных, и вернулся обратно. Там он и обнаружил повествование о нынешней жизни Альберта. Учитывая, что дело было среди ночи, строки ползли по странице с поразительной скоростью. Большая часть биографий мало что имеют сказать по поводу ночного времени, если только сны не оказываются особенно яркими и живыми.
— Держи свечу как следует, ладно? Я не хочу обкапать его жизнь жиром.
— А почему бы и нет? Ему нравится жир.
— Хватит хихикать, иначе мы оба свалимся. Посмотри-ка на этот отрывок…
— «Он крался через пыльный мрак Хранилищ, — прочла Изабель, — взгляд его был устремлен в одну точку, на крохотное пятнышко света в высоте. Суют нос в чужие дела, тычут пальцами в вещи, которые их не касаются, демонята…»
— Мор! Он…
— Заткнись! Я читаю!
— «…Вскоре этому придет конец. Альберт тихонько подкрался к подножью лестницы, поплевал на руки и приготовился толкать. Хозяин никогда не проведает об этом; в последние дни он стал странно себя вести, все из-за этого мальчишки, и…»
Подняв глаза, Мор встретился взглядом с расширенными от ужаса глазами Изабель.
Внезапно девушка вырвала книгу у Мора, подержала ее на расстоянии вытянутой руки, по-прежнему не отводя застывшего взгляда от глаз юноши, и разжала пальцы.
Мор наблюдал за шевелением ее губ. Затем до него дошло, что и он тоже считает про себя.
Три, четыре…
Раздались глухой удар и приглушенный крик. И вновь спустилась тишина.
— Как ты думаешь, ты убила его? — после некоторой паузы спросил Мор.
— Что, здесь? Не знаю, во всяком случае, я не заметила, чтобы от тебя поступали предложения получше.
— Нет, но… Он ведь старик, в конце концов.
— Тоже мне старик… — отрезала Изабель, начиная спускаться по лестнице.
— Две тысячи лет — это не старик?
— Ему шестьдесят семь, и ни днем больше.
— Книги говорят, что…
— Напоминаю тебе, здесь время не действует. То есть — настоящее время. Ты что, не слушаешь, мальчик?
— Мор, — поправил Мор.
— И хватит наступать мне на пальцы. Я спускаюсь так быстро, как только могу.