Мстислав
Шрифт:
Лежавший рядом с Васильком гридин подал голос:
– Прижали нас, что скажешь. А кажись, самое опасное миновали - и на те.
Василько без него знал, что впереди только один перекат, остальные позади. Но что от этого? Попробуй протащи ладьи оставшиеся несколько сот шагов под вражьими стрелами.
И Василько ничего не отвечает гридину.
Скоро рассвет. Что принесёт он с собой?
– Чу! Слышишь?
– шепчет гридин и настороженно приподнимает голову.
– Словно ползёт кто!
Высунувшись из-за борта, Василько всматривается в темень. Ничего не видно. Может, гридину почудилось? Но нет. Вот теперь и Василько услышал шорох. Едва различимый, он раздавался неподалёку.
«Печенеги крадутся», - обожгла мысль, и Василько крикнул, чтоб услышали на тех, двух передних однодревках:
– Бодрствуй! Печенеги рядом!
Едва гридни подхватились, едва за мечи взялись, как орда с воем бросилась на приступ, полезла через борта. Пошла на ладьях злая сеча. В потёмках не видно, где кто.
– Держись кучно!
– подал голос Василько.
Сбились гридни полукругом, рубятся. Звон мечей и сабель перемешивается с выкриками, стонами раненых. Тяжело гридням, неравны силы. Не успели отбиться от первых недругов, как другие наседают.
Вот уж и небо посерело. Теперь видно, как один за другим взбираются на ладью печенеги, а гридней всё уменьшается, слабеют их силы. Василько никак не сообразит, сколько же он врагов свалил. И кажется ему, что перед ним всё один и тот же печенег.
От крови скользко! Оступился Василько; а печенегу того и надобно, ударил он, и потемнело в глазах у гридня. Качнулся, а недруг ударил сызнова, и упал Василько.
На перекате течение стремительное. Оно не раз валило Савву с ног, волокло по камням. С трудом выбравшись на берег, он оделся, взглянул туда, где в ночной темени остались товарищи, и заторопился вверх по реке. Чем дальше удалялся Савва от порогов, тем спокойнее становилось течение, река замирала в своём движении.
Степь спала, и только изредка тишину нарушал крик ночной птицы. К рассвету над водой повис туман. Трава стала влажной, холодной. Савва бежал и шёл, не замечая устали. Иногда, потревоженный человеком, из-под ног вспархивал перепел или с писком убегал проснувшийся зверёк.
Заалел край неба, и всё вокруг ожило, зазвенело на разные голоса. Вот Сварог [123] выгнал сына Дажбога [124] из хлева, и он огненным шаром выкатился над степью. Уплыл туман, оставив на траве крупные капли росы, да кое-где, зацепившись за прибрежные кустарники, он оставался ещё висеть рваными клочьями. До боли в глазах Савва всматривался вдаль, надеясь разглядеть сторожевой дозор, но степь была безлюдна…
123
Бог неба.
124
Сын Сварога - солнце.
Миновал день. На исходе была другая ночь. Савва выбился из сил, глаза слипались, но есть не хотелось. Присев на траву, Савва обхватил руками колени, задумался. Мысль его была там, с Васильком и другими гриднями. Как они? Вспомнил Давида. Потом подумал о Добронраве: «Знала бы она, что сейчас со мной…» И снова мысль перекинулась к оставленным ладьям: «Печенеги добром не уйдут, им товары надобны. Для того и караван гостевой в силе великой дожидались…»
Не заметил Савва, как сморил его сон. И приснилось ему, будто спускается он по крутому обрыву к морю. Тропинки нет, камни из-под ног сыплются. Не удержался, посунулся вниз. Тут откуда-то Василько объявился. Подхватил он Савву, не дал сорваться с кручи. Потом они с Васильком к морю подошли. Неспокойное, грозное оно, волны валом гуляют, о берег бьют. Тут куда-то исчез Василько, а вместо него Добронрава стоит и весла на плече держит. Удивился Савва, хотел сказать, что в такую непогоду нельзя в море выходить, но слова не выговорит, а Добронрава уже в чёлн садится. От страха за неё проснулся Савва. Вокруг воины спешились, окружили его. Старший дозора, сотник, наклонился над ним, трясёт за плечо, спрашивает:
– Эгей, что за беда стряслась с тобой?
Вскочил Савва, и тут же потемнело у него в глазах. Закачался он. Воины подхватили, поддержали. Сотник крикнул кому-то, и гридин, отрезав кусок вяленого мяса, сунул Савве в руки. Но тот уже очнулся, сказал:
– Там, у порогов, печенеги на гостевой караван напали!
Вмиг вскочили воины на коней. Один из них подвёл лошадь Савве, помог сесть. И не медля поскакал сторожевой дозор вниз по Днепру.
Открыл глаза Василько, не соображает, что с ним. Лежит он, уткнувшись лицом в днище ладьи, голову ломит, а на спину кто-то навалился, давит. С трудом приподнялся, увидел гридней, порубленных, раздетых, и всё вспомнил. Застонал Василько не столько от боли, сколько от злости на печенегов, да от того не легче стало. Руку на грудь положил, нет брони. Догадался, сняли степняки и меч забрали. А его не добили, за мёртвого сочли.
Выбрался Василько из ладьи, подполз к Днепру, долго черпал пригоршнями воду, пил большими глоткам», потом умылся. Немного полегчало. Мелькнула мысль: «Ежели б не шелом да бармица, рассёк бы печенег голову… А Савва, верно, не дошёл, перехватили недруги, либо утонул…»
Долго глядел Василько на быстрину. Река грозно ревела, крутилась и пенилась у берега.
А той стороной от верховий уже подъезжал сторожевой отряд киевского князя. Углядел Василько щетину копий, блеск кольчуг и шлемов, бородатые русские лица, и от радости дух перехватило. Хотел крикнуть, но голос пропал, только и шепнул: «Други!»
По щекам непрошено покатились слёзы.
Вот конники сгрудились у берега, спешились. Из толпы выступил Савва, узнал Василька, крикнул:
– Погоди, сейчас брод сыщем!..
Потеряв, половину нукеров, но отягощённый добычей, возвращался хан Булан в орду. Наполненные дорогими товарами торбы приторочены к сёдлам, вьюками громоздятся на конских крупах.
Притомились кони, дремлют, покачиваясь, нукеры. Кабы не стремена, давно бы досыпали воины на шёлковой траве. Короткие привалы делает Булан. Торопит подальше в степь уйти от Днепра. Ненароком наскочит русская сторожа, поспешит вдогон…
Ой-ля, поле Дикое, степь ковыльная, будь печенегу матерью родной! Едут нукеры вслед за Буланом, досыпают в сёдлах. Позади половина пути, впереди ждёт печенега ласковая жена и долгий отдых на войлочной кошме.
Ой-ля! Очнись, печенег, русские совсем рядом. Приложись ухом к земле, дрожит она под копытами их резвых коней. Упроси ветер подуть тебе в спину, и услышишь железный звон их кольчуг.
Но дремлют нукеры, не чуют опасности. Налетели гридни. Не успели печенеги за сабли схватиться, как русские занесли над ними мечи, колют копьями. А злее всех бьётся гридин без шелома и кольчуги. Кричит он что-то непонятное, глаза злые, и мечом на все стороны вымахивает, не успевают нукеры уворачиваться.