Мумия, или Рамзес Проклятый
Шрифт:
Три бутылочки он положил в карман. Четвертую, незапечатанную, понес в оранжерею. Остановился, не выпуская ее из рук, и в темноте принялся вглядываться в густые заросли папоротников и лиан.
Сквозь застекленные стены оранжереи ничего не просматривалось: на улице была ночь. Зато Рамзес довольно отчетливо видел свое отражение: высокую фигуру в темномалиновом халате на фоне освещенной комнаты за спиной.
Он подошел к растущему в горшке папоротнику с большими темно-зелеными листьями, налил немножко эликсира во влажную почву. Потом повернулся к бугенвиллее
Раздался слабый шорох, какое-то потрескивание. Продолжать – безумная затея. Но царь переходил от горшка к горшку, капая в каждый, пока бутылочка не опустела наполовину. Он и так уже не мог ничего исправить. Достаточно подождать несколько секунд, чтобы узнать, сохранилась ли чудодейственная сила. Рамзес взглянул на стеклянный потолок. Блеснул первый луч солнца – бог Ра посылает тепло.
Листья папоротника налились, удлинились; образовались новые нежные побеги. Бугенвиллея набухла и затрепетала; внезапно разом раскрылись все маленькие бутоны – красные, как раны. Вся застекленная комната ожила растения стремительно росли. Рамзес закрыл глаза, прислушиваясь к шороху листвы. Дрожь пробежала по его телу.
Как мог он подумать, что эликсир потерял свою силу? Одной порции хватило, чтобы сделать его бессмертным. Почему же он решил, что с самим эликсиром могло что-то случиться?
Царь положил пузырек в карман, открыл дверь черного хода и вышел во влажный сумрак рассвета.
У Генри так болела голова, что он с трудом различил стоявших перед ним детективов. Они разбудили его, вырвав из сна, а снилась ему та тварь, мумия. Весь в липком поту, он продрал глаза, схватился за пистолет, взвел курок и, опустив пистолет в карман, пошел отпирать дверь. Ну что ж, если они хотят поймать его…
– Томми Шарплса знают все! – заявил он гневно, старательно маскируя свой страх. – Все занимают у него деньги. И вы из-за этого разбудили меня чуть свет?
Он тупо уставился на типа по фамилии Галтон, который теперь вытащил проклятую монету с Клеопатрой. Ну почему он был таким идиотом? Уйти и оставить монету в кармане Шарплса! Но, черт возьми, ведь он не собирался убивать. И естественно, о такой мелочи даже не подумал.
– Вы видели эту вещь раньше, сэр?
Спокойно. Не было никаких свидетелей. Призови на помощь негодование – оно всегда выручает.
– Конечно. Она из коллекции моего дяди. Из гробницы Рамзеса А откуда она у вас? Ее место под замком.
– Вопрос в том, – сказал полицейский, назвавшийся Трентом, – как она попала к мистеру Шарплсу. И почему она находилась у него, когда его убили?
Генри пригладил рукой волосы. Если б не головная боль… Если б он мог отлучиться, выпить и немного поразмыслить!
– Реджинальд Рамсей, – произнес Генри, глядя Тренту в глаза– Ведь так зовут того парня? Египтолога, который живет у моей кузины. Боже, что же происходит в этом доме?!
– Мистер Рамсей?
– Вы допросили его? Откуда он взялся? – Лицо Генри
Рамзес ходил по городу около часа. Утро было холодное и туманное. Огромные солидные дома Мэйфейра уступили место жалким лачугам бедноты. Он брел по узким немощеным улицам, похожим на улицы древних городов – Иерихона или Рима. Повсюду следы лошадиных копыт и влажные навозные кучи.
Бедно одетые прохожие глазели на него. Наверное, ему не следовало выходить на улицу в этом длинном халате. Но какая разница? Он снова стал Рамзесом Странником. Рам-зес Проклятый в этом веке лишь случайный пассажир, ведь эликсир сохранил свою силу. Современная наука так же не готова к разгадке его тайны, как наука древних.
Смотри на этих страдальцев, на этих нищих, спящих на улице. Нюхай смрад грязной лачуги, чья распахнутая дверь – словно рот, который отрыгивает нечистоты и глотает свежий утренний воздух.
К нему подошел попрошайка.
– Дайте полшиллинга, сэр, я два дня ничего не ел. Пожалуйста, сэр.
Рамзес прошел мимо. Его домашняя обувь испачкалась и промокла.
Теперь подошла молодая женщина. Смотри на нее, прислушивайся к кашлю, сотрясающему чахлую грудь.
– Не желаете поразвлечься, сэр? У меня есть прекрасная теплая комната, сэр.
О да, он жаждал ее услуг, да так сильно, что плоть его напряглась. Лихорадка неожиданно сделала женщину привлекательной – она изящным жестом обнажила маленькую грудь и вымученно улыбнулась.
– Не сейчас, моя красавица, – прошептал Рамзес.
Похоже, улица, если это была улица, привела его к гигантским руинам. Сгоревшие дома, дымок, поднимающийся от черных камней, пустые глазницы окон – без стекол и занавесей.
Но даже здесь бедные выглядывали из дверных проемов и ниш. Отчаянно ревел какой-то ребенок.
Царь шел дальше. Он слышал, как оживает огромный город. Это были не человеческие голоса – они давно доносились отовсюду, а теперь, когда серое небо посветлело и засеребрилось, начали просыпаться машины. Вдалеке раздался бас паровозного гудка. Рамзес остановился. Он ощущал вибрацию огромного железного чудовища, чувствовал, как дрожит влажная почва под ногами. Как завораживает ритм колес, которые громыхают по железным рельсам…
Резкий фыркающий звук заставил царя вздрогнуть. Он вовремя обернулся – прямо на него двигался автомобиль, за рулем которого сидел какой-то юноша Рамзес прижался к каменной стене, и автомобиль промчался мимо, обдав его жидкой грязью.
Царь был потрясен, разгневан. Редкий случай, когда он оказывался в таком беспомощном положении.
Он стоял и изумленно смотрел на мертвого голубя на мостовой, одну из тех жирных грязно-серых птиц, которых он видел повсюду в Лондоне – они сидели целыми стаями на подоконниках и крышах. Эту птицу сбила машина, крыло ее было вдавлено колесами в грязь.