Мумия, или Рамзес Проклятый
Шрифт:
– Смерть Лоуренса потрясла меня, как и всех вас, – продолжал он, отрывая еще один огромный ломоть хлеба. – Марксист – это что-то вроде философа? Я помню какого-то Карла Маркса. Прочитал о нем в библиотеке Лоуренса. Глупец.
Генри к супу даже не притронулся. Он сделал еще один большой глоток виски и махнул официанту.
– Это не важно, – пробормотала Джулия.
– Да, смерть Лоуренса у всех вызвала шок, – с горечью произнес Эллиот. – Я был уверен, что уж десять-то лет он еще протянет. А может, и все двадцать.
Рамзес макал
– Еще еды, – прошептал он. – Будет еще еда?
– Да, да, только не торопись, – прошептала в ответ Джулия.
– Вы были близким другом Лоуренса? – спросил Эллиота Рамзес.
– Близким, – кивнул Эллиот.
– Да, если бы он был здесь, с нами, он бы говорил только о своей разлюбезной мумии, – заметил Алекс все с тем же нервным смешком. – Кстати, Джулия, зачем ты отправилась в это путешествие? Зачем ехать в Египет, если мумия лежит себе в Лондоне и ждет не дождется, когда ее начнут изучать? Знаешь, я на самом деле не понимаю…
– Коллекция открыла для нас новые направления поисков, – сказала Джулия. – Мы хотим съездить в Александрию, а потом, наверное, и в Каир…
– Ну да, разумеется, – кивнул Эллиот. Он наблюдал за реакцией Рамсея; официант как раз поставил перед ним небольшую порцию рыбы в сметанном соусе. – Клеопатpa… – продолжал он. – Ваш таинственный Рамзес Второй заявил, что он любил ее и потерял. И это случилось как раз в Александрии.
Джулия не видела, как все началось… Рамзес положил хлеб на стол и с бесстрастным выражением лица посмотрел на графа. Но гладкая кожа на его щеках начала краснеть.
– Ну да, только дело не в этом, – возразила Джулия. – Потом мы поедем в Луксор и в Абу-Симбел. Надеюсь, вы вынесете такое утомительное путешествие. Хотя, если вам не захочется…
– Абу-Симбел… – сказал Алекс. – Это не там стоят колоссальные статуи Рамзеса Второго?
Рамзес отломил пальцами половину рыбины и съел ее. Потом съел и вторую половину. На лице Эллиота появилась ехидная улыбка, но Рамзес ее не видел. Он снова смотрел на Генри. Джулия едва сдерживала готовый вырваться крик.
– На самом деле статуи Рамзеса Великого стоят повсюду, – сказал Эллиот, наблюдая за тем, как Рамзес подбирает хлебом остатки соуса. – Рамзес наставил себе памятников больше, чем другие фараоны.
– А, так вот это кто. Понял, – сказал Алекс. – Эгоист из египетской истории. Помню, проходил в школе.
– Тиран! – скривился Рамзес. – Еще хлеба! – приказал он официанту. Потом обратился к Алексу: – А что такое эгоист, объясните, пожалуйста.
– Аспирин, марксизм, эгоизм, – усмехнулся Эллиот. – Все это ново для вас, мистер Рамсей?
Генри
– Видите ли, – беспечно проговорил Алекс, – этот парень был большим хвастуном. Он наставил собственных памятников на каждом углу. И без конца хвастался своими победами, женами и сыновьями. Не понимаю ни этих мумий, ни того времени.
– Думай что говоришь! – вмешалась Джулия.
– Но разве был в истории Египта другой царь, который одержал так много побед? – с жаром заговорил Рамзес. – Который осчастливил так много жен и стал отцом стольких сыновей? Неужели вы не понимаете, что он не возвел бы столько статуй, если бы того не жаждал его народ?
– Ну, это все из области литературы! – язвительно сказал Алекс, опуская на стол нож и вилку. – Вы же не хотите сказать, что рабы получали удовольствие, умирая от непосильного труда под палящим солнцем на строительстве храмов и гигантских статуй?
– Рабы умирали под палящим солнцем? – спросил Рамзес. – Да что вы говорите! Такого не было! – Он повернулся к Джулии.
– Алекс, это всего лишь одна из гипотез относительно того, как строились памятники, – сказала она. – Никто на самом деле не знает…
– Почему же, я знаю, – возразил Рамзес.
– У каждого своя собственная гипотеза! – слегка повышая голос и выразительно глядя на Рамзеса, произнесла Джулия.
– Ладно, ради бога, – сказал Алекс, – человек строит колоссальные памятники в свою собственную честь по всему Египту. Вы же не будете возражать, если я скажу, что люди были бы более счастливы, выращивая цветы на клумбах…
– Юноша, вы меня удивляете! – проговорил Рамзес. – Что вы знаете о народе Египта? Рабы!.. Вы рассуждаете о рабах, а на ваших свалках полным-полно голодных детей. Люди любят памятники, они гордятся своими храмами. Когда Нил разливался, работать в полях было невозможно, и памятники становились страстью нации. Труд не был принудительным. Фараон был богом и вынужден был делать то, чего от него ожидал народ.
– Вы наверняка что-то приукрашиваете, – сказал Эллиот, но видно было, что он восхищается Рамзесом.
Генри побелел. Теперь он вовсе не шевелился. Новый бокал виски оставался нетронутым.
– Ничего подобного, – возразил Рамзес. – Египтяне гордились Рамзесом Великим. Он выгнал врагов, покорил хеттов, он поддерживал мир в Верхнем и Нижнем Египте в течение шестидесяти четырех лет своего правления! Разве другие фараоны способны были принести мир народам Великой реки? Вы ведь знаете, что было потом?
– Реджинальд! – вмешалась Джулия. – Неужели это имеет такое большое значение?
– Ну, для друга твоего отца это очень важно, – сказал Эллиот. – Подозреваю, что все древние цари были настоящими тиранами. Думаю, они забивали до смерти тех, кто не желал работать на строительстве этих нелепых памятников. Например, пирамид…