Муос
Шрифт:
«Офицер» громко постучал прикладом арбалета в висевшую рядом с будкой жестянку. Через пару минут со стороны станции прибежал посыльной – тоже раб лет тридцати, с таким же клеймом на лбу. Он почтительно склонился перед молодым феодалом:
– Слушаю вас, мой хозяин.
Хозяин надменно, даже не глянув на раба, сказал:
– Отведи этих к гурбьернатору штата… Свьетлана, может зайдёшь на обратнем пути?… Поговорим… Нет?… Ну я ж магу и не прапустит тьебя.. ха-ха-ха… Шютка..
Светлана не обращала внимание на этого отпрыска. Она и её товарищи пошли за рабом в сторону станции. Светлана ещё в Центре рассказывала уновцам об особенностях государственного строя Америки. Дехтер, ещё раз оглянувшись на молодого
– Этот что-то по возрасту не похож на коренного американца.
– Старший сын кого-то из уже умерших, или, скорее всего, погибших десантировавшихся американцев. Они наследуют все права своих отцов. Правда наследует только старший сын и только после смерти отца. А акцент у него такой из-за папочки. Большинство их в своих семьях разговаривали только на английском. Они вообще хотели переучить всю Америку на английский язык. Но это не привилось. Только в семьях коренных американцев звучал английский язык. Это закончилось тем, что их дети, когда повырастали, не научились нормально разговаривать не русском, не на английском.
– А что у этих горе-солдат на лбу?
– Клеймо. Его выжигают всем рабам в 13-летнем возрасте, когда определится, что мальчику не дано стать специалистом, а девочке – женой американца или бэнээфовца. У каждого рабовладельца своё клеймо – обычно обозначает заглавные буквы имени и фамилии. Не дай Бог, рабу перейти во владение другого хозяина. Тогда старое клеймо по-живому вырезают, а рядом на лбу, а то и на щеке ставят новое клеймо.
– Ну и скоты, – в сердцах воскликнул Дехтер.
Ведший их раб, слыша этот непочтительный разговор, испуганно оглянулся и засеменил быстрее.
Они вошли в Немига-Холл. Скученность, беднота и неубранность партизанских станций, неприветливость станций нейтралов и кастовая разделённость станций Центра, не шли ни в какое сравнение с тем впечатлением, которое произвели на Дехтера передовая станция Штатов Муоса.
Посреди платформы стояло большое кирпичное строение до самого потолка, в котором и жили американцы. Рядом лепились десяток хижин бэнээфовцев. Остальное пространство было занято голыми помостами. У рабов не было права иметь отдельные квартиры. Они жили прямо на помостах. Причем помосты им нужны были только для сна – остальное время они должны были работать. Многие рабы, в основном мужчины, были прикованы цепями разной длины – как-раз такой, которая необходима для выполнения их обязанностей внутри помещений. В углу станции, за отдельной загородкой, как для скота, находились беременные и кормящие женщины с грудничками. Они тоже должны были работать (главным образом ткать, шить и готовить пищу). Но работать им разрешалось меньше и питание у них было чуть получше – рабовладельцы заботились об увеличении количества рабов.
По центру платформы, под самый потолок, уходили пять вышек. На этих вышках, вяло переминаясь с ноги на ногу, стояли «американцы» и «бэнээфовцы» с арбалетами. Они зорко следили за снующими туда-сюда клеймёнными рабами. Выходы со станции охранялись не только от внешних врагов, но и от возможного бегства рабов со станции.
В боковой стене станции зияла дыра полутораметрового диаметра. Внутрь и вниз уходила нора. Туда цепочкой быстро шли, почти бежали, клеймённые рабы с пустыми носилками. Оттуда они выносили носилки, загруженные песком и камнями. Носилки с породой несли к гермодвери, соединяющей нижнее и верхнее помещение, выгружали на телегу. По мере наполнения телеги, дверь открывалась и породу вывозили наверх.
– Что они делают?,- спросил Дехтер у Светланы.
– Роют себе новое жильё. Рабовладельцы хотят выгнать туда всех или большинство рабов, чтобы освободить пространство в основном помещении. Видите ли, рабы им «портят воздух». При этом для рабов не предусмотрено освещения в этой яме. Жить они будут в потёмках.
Была на станции и школа, в которой учились только мальчики и только один год. Здесь давались азы чтения и арифметики. Но правительство Штатов заботилось не о всеобщем образовании. Просто надо было выяснять уровень способностей детей, а это можно было сделать только в процессе обучения. Наиболее умных отбирали для дальнейшей учёбы в Университете Центра. Штатам тоже нужны были специалисты для лечения американцев и бэнэфовцев, для обслуживания электросети, артезианских скважин, для работы на фабрике по производству электрооборудования (лампочки, провода, фонари, аккумуляторы, динамомашины), являвшейся экспортной основой Америки, а также нужны были зоотехники и агрономы для обслуживания сельского хозяйства. Выучиться для сына раба было единственной возможностью пробиться вверх. Сын раба, став Специалистом, принимался в БНФ, получал рабов и сам становился рабовладельцем.
Но обычно титул «коренного американца» и членство в БНФ передавались по наследству.
Упитанных людей в Московском метро были единицы. В Муосе их, думалось, быть не может вообще. Губернатор же Немига-Холл был не упитанным, не полным и даже не толстым. Он был жирным. Когда они поднялись в резиденцию губернатора, вошли в его жилище, достаточно просторное по здешним меркам, Дехтер сначала и не понял, что за гора лежит перед ними на диване. Губернатор штата Немига-Холл весил не менее трехсот килограмм. Губернатор не смел отказывать себе в еде. Помимо поглощения в немереных количествах жирной свинины, Губернатор съедал в течении дня несколько килограмм печенья и булок. Специально для него была сделана оранжерея, потреблявшая треть электроэнергии станции, в которой выращивались пшеница и сахарная свекла. Любил он побаловать себя и сильно выжаренным на свином жиру картофелем. И сейчас на жирных губах и волосатых грудях Губернатора, размерам которых позавидовала бы кормящая мать, покоились крошки от недавно съеденного произведения кулинарии.
Были у Губернатора и другие слабости. В промежутках между потреблениями пищи и решением государственных дел, он расслаблялся в двумя юными девушками-рабынями. Сейчас обнаженные наложницы сидели за диваном, спинами к вошедшим, и о чём-то перешептывались. Губернатор тоже был совершенно гол и лишь прикрылся от глаз вошедших парламентеров тряпкой, небрежно бросив её на гору своего живота и паха.
Учитывая, что губернатор выйти из жилища не мог, у наложниц была обязанность его мыть и выносить за ним горшки. В таком унижении своих рабынь губернатор тоже находил почти сексуальное наслаждение.
Губернатор был сыном американского морпеха и одной из его наложниц. Просто как-то так получилось, что три его старших брата один за другим погибли или умерли при странных обстоятельствах. Потом покончил с собой и его отец, за которым ранее признаков депрессии и недовольства жизнью не наблюдалось. Злые языки говаривали, что к смерти своей родни причастен сам губернатор. Но у него на все случаи были «алиби». Правда, после того, как он стал «губернатором», все, кто обеспечивал ему «алиби», стали его приближенными. Но кто теперь уже упрекнет в этом губернатора?!
Отец губернатора не сильно ратовал за насаждение американской культуры, да и с детьми своими он не то, чтобы не общался, он их почти и не знал. Поэтому Губернатор не был обучен английскому языку.
– Ну что ты, партизанка, всё ходишь тут, ходишь? Что ты вынюхиваешь у нас? А?, – не поздоровавшись и не выслушав приветствий, раздраженно спросил он у Светланы.
– Что ты за пугало с собой притащила? – это уже относилось к Дехтеру и его маске.
– А может я ей нравлюсь? Может она остаться хочет? – с самодовольной улыбкой спросил губернатор, оборачиваясь к своим рабыням. Те, как бы оценив шутку хозяина, деланно захихикали.