Муравьи, кто они?
Шрифт:
Этот эпизод заключает в себе маленькую загадку. Почему муравей, несший листик, привлек к себе внимание? Уж не потому ли, что его поведение всем казалось необычным?
По самому оживленному месту муравейника рыжего лесного муравья, на солнечной стороне не спеша ползет черный муравей-фуска. Он одинок среди этой кишащей массы рыжих муравьев. Муравья-фуску встречные слегка ударяют по голове челюстями. Это означает вопрос: «Кто ты?» А он наносит ответные удары: «А кто ты сам?».
Муравьи фуски принадлежат к тому же роду, что и рыжий
На поверхности земли днем редко удается увидеть фуску. Там, где много гнезд рыжего лесного муравья, фуски-разведчик предпочитают лазить по растениям, на них они чувствуйте себя в безопасности, так как рыжий муравей передвигается главным образом по земле.
Одинокий фуска побродил немного по верху, скрылся во входе, недолго там пробыл и скоро показался вновь. Пробежал еще, отвешивая любопытным удары головою, и скоро покинул муравейник.
Одинокий фуска был очень загадочен. Кто он? Это не разведчик, иначе его бы сразу же опознали. Он явно свой. Воспитанник рыжего муравья из случайно утащенной куколки или отважный и опытный разведчик? Схватив его за ножку я смотрю на его головку с небольшими выразительными тазами и не могу найти ответа.
Рыжий лесной муравей волочит раненого товарища. У него одна нога оторвана, другая скрючена, парализована ядом. Неподвижны и усики. Где-то муравей вступил в неравный бой, и вот теперь кончены дни его жизни.
На муравейнике носильщика окружают со всех сторон. С каким вниманием все ощупывают раненого, как трудно из-за этого пробираться носильщику сквозь толпу зевак. Путь до ближайшего входа, тянется долго. Да и там, внутри муравейника, где раненый возможно будет съеден, по-видимому, тоже нелегко пробраться без помехи.
А вокруг кипит жизнь, пробудившиеся после ночной прохлады, муравьи переносят в верхние камеры белых куколок, в лесу неумолчно поют птицы, раскрываются цветы и по синему небу плывут спокойные белые облака.
Опыт жизни
Асфальтовое шоссе сжато с обеих сторон высокими старыми тополями. Здесь по дороге из Алма-Аты в Нарын беспрерывно мчатся машины. В тополевой аллее стоит неумолчный гомон испанских воробьев. Сюда на северную родину они прилетают на лето, чтобы вывести птенцов. Воробьи беспрерывно пересекают шоссе в обе стороны, будто наведываются друг к другу. Молодые глупые птенцы часто садятся на асфальт и нередко попадают под машины. Степенно с достоинством пролетают вдоль дороги коршуны, подбирают легкую и свежую добычу. Они, наверно, совсем разленились, не желают сами охотиться.
Мы остановились в тени тополевой аллеи, чтобы снять колесо, вынуть проколотую камеру и завулканизировать ее. Пока этими несложными и увы неизбежными хлопотами автомобильных путешествий поглощены мои спутники, я брожу по придорожному леску в надежде увидеть что-либо интересное.
Но поиски напрасны. Громадная армия пернатых уничтожила вокруг решительно всех насекомых для своих птенцов.
Неудачные поиски насекомых меня обескураживают и я даю себе зарок больше не останавливаться там, где нашла приют колония воробьев, Но, как всегда бывает, насекомые все же находятся. Сперва на светлой почве я вижу множество темных крупинок и, приглядевшись, с удивлением узнаю в них помет гусениц.
Кто же тут живет среди такой своры пожирателей насекомых? Потом, присмотревшись, вижу и толстых гусениц, а на земле, на траве, как свежий снег ослепительно белоснежных бабочек. Это ивовые волнянки Стальпнотиа салицис. Бабочки сверкают чистотой, блестящим одеянием, отороченным узкими черными колечками на ногах. У них черные выразительные глаза, у самок черные тоненькие, как ниточка, усики, у самцов они — широкие, нежно перистые, заботливо спрятанные под крылья.
Но дела бабочек плохи. Самки большие грузные с тяжелым раздувшимся от яиц брюшком, негодные летуньи. Едва упав на землю, уже не в силах с нее подняться. На них тотчас же нападают крошечные муравьи Тетрамориум цеспитум. И уж какое они устраивают возле добычи пиршество. Муравьи — рачительные хозяева. Будто целый год ожидали бабочек, все выползли наверх из своих подземных убежищ, заняты до предела, трудятся. Они не взыскательны, им все идет в пищу, даже несъедобные для птиц волнянки.
И что поразительнее всего! В этой поспешной заготовке провианта соблюдается строгая последовательность действий и четно выраженное умение. Перехожу от одной бабочке к другой, лежащей на земле, и всюду вижу одно и то же. Вначале строго по бокам брюшка самок снимаются густые белые чешуйки и между ними обнажается нежная и тонкая, просвечивающая зеленью, кожа. Она надгрызается — и доступ к провианту открыт. Муравьи тщательно выпивают сперва кровь, затем грызут мышцы, остатки тканей, пока не показываются нежные зеленые, крупные и круглые, как шарики, яйца. Все брюшко самки заполнено зелеными яйцами.
Муравьи-тетрамориумы жители тополевой аллеи каждый год занимаются промыслом бабочек-неудачниц, они им хорошо знакомы, к ним у стариков есть навык свежевания и они, показывая пример молодым, разделывают тушу, как заправские мясники.
Жаль, что нет времени подробней понаблюдать за работой маленьких муравьев. Машина налажена, пора садиться за руль. Предстоящий путь еще долог. И снова перед глазами лента асфальтового шоссе, поселки, тополевые аллеи, вдали горы и пустыни.
Солнце опустилось к горизонту пустыни, спала жара и стала остывать раскаленная за день пустыня. Пробудились жнецы, вышли из гнезда и полились черными ручейками по тропиночке за поспевшими зернами трав.
В то время, когда сборщики урожая трудятся наверху, в темных камерах работает специалисты — лущильщики зерна, освобождая их от оболочки. Вот уже появились и носильщики отбросов. Они выволакивают длинные чешуйки зерен пустынного злака и бросают их тут же на холмике вокруг входа. Но не все так себя ведут. Как ни странно находятся такие, которые волокут чешуйки по тропинке сборщиков далеко до самой плантации, где происходит жатва. Там, покрутившись, мусорщик нерешительно бросает ношу.