Муравьиный лабиринт
Шрифт:
Пока Ул перелистывал тетрадь, часто с грустью натыкаясь на имя «Родион», Афанасий лежал в гамаке, одетый в два свитера и баранью жилетку, и, отталкиваясь ногой от стены, чтобы заставить гамак раскачиваться, уговаривал Макса позволить ему посмотреть его новый шнеппер.
– Не д-д-дам. Сы-сы-сломаешь! – упрямился Макс.
– Ты же не сломал!
– А ты сы… сы…
Афанасий повернулся к Улу.
– Скажи ему!
Ул лизнул ноготь большого пальца.
– Я бы сказал. Но ты – чудо! былиин! – и правда, сломаешь!
Афанасий
– Ах так! – капризно сказал он, ощипывая с жилетки шерсть. – Ну берегитесь! За то, что вы не дали мне посмотреть шнеппер, я замучаю вас болтовней!
Однако воплотить свою угрозу не сумел. На чердак, грустно пыхтя, поднялся Рузя, и недавний мучитель мгновенно стал мучеником. Умирающим голосом вновь прибывший сообщил, что Афанасия вызывают к Кавалерии.
– Что, прямо сейчас? Так поздно? Зачем? – встревожился Афанасий.
Этого Рузя не знал, но, по его словам, Кавалерия выглядела сердитой. Рузя же оказался первым, кто попался на глаза, когда она выглянула из кабинета. Передавая поручение Кавалерии, Рузя заметил на столе пачку овсянки, взял ее и, машинально зачерпывая, стал есть.
– Овсянку всухомятку? Ты что, лошадь? – заинтересовался Ул.
– Я задумался, – сказал Рузя и, продолжая жевать, ушел.
– Он не лошадь. Он к-конь, – заикнулся Афанасий.
Хотя Рузя пробыл на чердаке всего минуту, пачка после него оказалась на две трети пустой.
– Силен гусь! – качая головой, сказал Ул.
Афанасий поспешно собирался к Кавалерии. Ждать она не любила.
– Если огнетушитель – смело говори, что не ты! – крикнул ему вслед Ул.
– И у… ухо статуе Фаддея Ногаты о… отстрелил не т…ты! Ты бы не пы… попал! – добавил Макс.
Афанасий поплелся в кабинет Кавалерии. Директриса сидела за столом и, по уши заваленная бумагами, разбирала квитанции. Она ненавидела это занятие, но все равно приходилось. Счета за воду, за электричество, газ, вывоз мусора, налог на землю и много чего еще. Хотя ШНыр и являлся чем-то уникальным, все же он стоял на земле, а не парил в облаках. Свет получал по проводам, газ по трубе, имел почтовый адрес, канализацию и прочие вынужденные привязки к внешнему миру.
– Я пришел, – робко сообщил Афанасий.
Кавалерия ударила ладонью по стопке бумаг.
– Я очень благодарна тебе за помощь в организации делового процесса. Но! Что это такое, Афанасий? Что ты нюхал, когда это писал?
– Что? – пискнул тот.
– Это вот! За воду мы платим как «Детский санаторий имени Малыша и Карлсона», за электричество как «Всероссийское общество селекции разумных тараканов», а за вывоз мусора как «Фонд имени уха Ван Гога»!
Афанасий пробормотал что-то оправдательное. Он переминался с ноги на ногу и отдувался за свою буйную фантазию. Кавалерия снова уткнулась в бумаги. Она дышала в очки и костяшкой пальца массировала себе центр лба.
Надеясь,
– А ну тпрру, ухо Ван Гога! Я тебя не отпускала! Кто такие индивидуальные предприниматели Соссюр и Бодуэн де Куртенэ?
– Ну как! Люди. Наукой занимаются, – осторожно сказал тот.
– Наукой пусть занимаются сколько угодно! – разрешила директриса. – Но с какой, извините, радости, они заказывают на адрес ШНыра арбалеты, седла и уздечки? За наш счет, кстати!
– Ну как! За лошадок переживают!
– Да-а, – зловеще протянула Кавалерия. – За лошадок это хорошо! А четыре коробки чипсов зачем заказали?
– Ну как? От ста пачек – оптовая скидка.
– Правда? А съел их кто? Пеги?
Афанасий пыхтел, не умея объяснить, как Соссюр с Куртенэ вдвоем умяли столько чипсов и как при этом не треснули.
Лишь через полчаса, взмыленный, вернулся на чердак.
– Я тебя убью! – набросился он на Макса. – И тебя, Ул, тоже! На кой эльб вы правили мои заявки? Чипсов захотелось?
– Можно подумать, ты их не ел, – зевнул Ул.
– Я ел их, угрызаясь! Макс, я же страдал, докажи! – возмутился Афанасий.
– Ты всегда сы… сы… – доказал Макс.
– И шоколад тоже жрямкал угрызаясь? – уточнил Ул.
– Шоколада она пока не заметила. Бумаг много. Ближе к утру заметит!
Афанасий опять начал тревожиться, пытаясь вспомнить, на кого они выписывали шоколад. На изобретателя Кулибина или на полководца Барклая де Толли? И чего он выпендривался? Только выдал себя. У кого еще в ШНыре такое буйное воображение?
Долго переживать не получилось. Позвонила Гуля.
– Как твой ячмень? Ты закапываешь глазик? Не обманывай меня! Какого цвета капли? Желтые? Это твоя ложь желтая! Ты сейчас лежишь или стоишь? Поднеси телефон к носику: я тебя поцелую! Поднес телефон к носику?
– Да! – с раздражением сказал Афанасий, поднося телефон к черным зубам лошадиного черепа.
– Чмок-чмок-чмок! А теперь к ушку, мой маленький принц! Бедное нецелованное ушко! – заохала трубка.
Макс с Улом заинтересованно прислушались. Сообразив, какую глупость он сотворил, оторвав трубку от уха, и какое оружие против себя подарил двум этим бабуинам, покрасневший «принц» отскочил в угол.
– Чего тебе надо? – зашипел он. – Я же сказал, что сам буду звонить!
– Ты не звонил два дня!
– Разве два дня – это много?
– Для верблюдов – нет!!!
Афанасий пообещал, что будет иметь это в виду, стараясь не смотреть, как кривляются при этом Ул и Макс. Гуля не умела долго дуться. Обиженный человек теряет возможность болтать.
– Хочешь приеду к тебе? Я выиграла триста бесплатных поездок на такси! В радиоигре нужно было угадать один из дней в году. С первого раза! Взбешенный директор уволил секретаршу! Только она знала, что он загадал.
– Не надо приезжать! Я сто раз говорил, что сюда не пускают!