Мускат утешения
Шрифт:
Насчет солонины доктор Мэтьюрин ошибся. Ветер, вопреки приметам и показаниям барометра, так стих за время утренней вахты, что капитан Обри сдвинул свой план на час раньше. Поэтому солонину, сырую внутри, съели в шесть склянок.
Матросы не жаловались. К этому времени «Мускат» стал на вид столь же потрепанным, как и «Алкмар», и они готовились к необычно интенсивному бою где–то через час. Командой овладело не столько напряжение, сколько обострение всех чувств. Так что, когда вниз спустили грог, они не обострились еще больше, а, скорее, к ним прибавилась радость. Те, кто должен был на палубе изображать голландцев, обменивались остроумными репликами с теми, кого наверх не пустили: «Вон они — тощие ублюдки,
— Редко, когда я слышал, чтобы матросы так веселились, — заметил Стивен в капитанской кладовой. Там они аккуратно уложили тело Эбса на двух сундуках, и Мэтьюрин продолжил: — Думаю подняться наверх и спросить капитана, будет ли у нас свободное время до боя. Очень утомительно бороться с трупным окоченением.
Но когда он преодолел все трапы, то к своему удивлению и сожалению обнаружил, что «Мускат» уже в виду суши. Хотя ход его был неспешным, спокойным, расчетливым, времени на запланированную аутопсию не оставалось. Джек ел сэндвич с ветчиной и разговаривал с Ричардсоном, но взглянул на появившегося Стивена и улыбнулся. Доктор Мэтьюрин залез в старый черный сюртук, обычно носимый при операциях, и легко мог сойти за захудалого суперкарго. Сам Джек надел свободные штаны и обошелся без сюртука, а голову его покрывала монмутская шапка — уродливая плоская штука, связанная из камвольной пряжи, которую всё еще носили некоторые старомодные моряки. Она удачно скрывала его длинные светлые волосы, не столь яркие как в дни, когда его фамильярно называли «Златовлаской», но все еще вызывающие подозрения.
— Вон он, — обратил Джек внимание Стивена. Действительно, фрегат стоял на якоре под синим небом — аккуратный, элегантный корабль с открытыми для проветривания палубы красными крышками орудийных портов. Он стоял, окруженный пляжем с белым песком, возвышенной лесистой сушей позади, местами ярко–зеленой, в двух третях глубины залива, в который сейчас заходил «Мускат». Прибой был довольно сильным, так что за правой скулой «Корнели» и в других местах бухты вода побелела.
— Высшая точка прилива, — заметил Джек. — Высокая вода продержится еще полчаса. Ты был занят? На кормовом балконе остались сэндвичи и кофейник, если желаешь. Обед может оказаться очень поздним: огонь на камбузе погасили вечность назад.
— Мы трудились как муравьи — переносили больных вниз и готовили все необходимое в мичманской берлоге: груды корпии, тампоны, жгуты, цепи, пилы, кляпы. Как ты думаешь, когда начнется бой?
— Менее чем через час, если нас не раскусят. Как видишь, у лагуны нет кольца из кораллов. Тут скорее отдельные рифы с извилистыми проходами между ними и неожиданно крупная отмель в устье ручья. Вот почему они встали так далеко, в этом сомнений нет. Неудобно для шлюпок, и, кажется, прямо сейчас один из катеров задел хвост отмели. Видишь отправленный за водой отряд?
— Думаю, да.
— У подножия черных холмов, два румба справа по носу. Возьми мою подзорную трубу.
Черный холм, по которому стекал ручей, моряки, собравшиеся вокруг бочек — все это неожиданно приблизилось в сияющем свете.
— На этом сыром каменистом склоне могут расти некоторые крайне любопытные растения, — заметил Стивен. — Можно взглянуть на «Корнели»?
— С квартердека это будет неблагоразумно. Окно кормовой галереи подойдет лучше. Видишь Дика на фор–марса–рее? Он оттуда будет направлять корабль. Вообще это обязанность штурмана, но у него расстройство кишок. Нам придется направиться почти к месту набора воды, потом два раза сменить курс через каждые полмили, прежде чем мы сможем привестись и пройти у них под ветром.
— Пойду поглазею
— Стивен, — тихо попросил Джек, — высмотри, пожалуйста, Пьеро, мальчишку Кристи–Пальера. Надеюсь, ты его не увидишь, потому что это подтвердит мою идею, что он на берегу. Страшусь его убить.
— Имеешь в виду того молодого французского офицера, которого повстречал в Пуло Прабанге, племянника нашего друга? Но ты забыл, что я его никогда не видел — ни мальчиком, ни мужчиной.
— Истинная правда. Прости.
«Мускат» шел прежним курсом. Капитан в одиночестве расположился на квартердеке, не считая единственного матроса у штурвала и Хупера, у подветренных поручней изображавшего юнгу. Ричардсон возвышался над реем, вглядываясь в прозрачную воду по курсу — темно–синюю в глубоком проливе, светлую на мелях по сторонам. Кучка моряков расположилась на баке, руки в карманах, другие сгрудились на переходном мостке, даже облокотившись на поручни. Остальная же команда скрылась из виду под форкастелем, под мостками, на галфдеке и в кормовой каюте. Все орудийные расчеты заняли свои места. Те, кто мог хоть что–то разглядеть сквозь щели в крышках портов или через дыры в полотнищах, тихо и с поразительной аккуратностью делились увиденным с друзьями. У абордажной партии под рукой приготовлено оружие — абордажные сабли, пистолеты, топоры, пики. В стороне от карронад дымились фитили — Джек никогда полностью не доверял кремневым замкам. Атмосфера стала серьезной.
Сдвижная дверь умывальной практически отрезала от плотной сосредоточенной толпы и гула голосов. Здесь капитан умывался, брился и пудрил волосы, и наряду с аналогичной конструкцией с другого борта (капитанским нужником), умывальная оказалась одной из очень немногих частей корабля, не потревоженных при подготовке к бою. После того как убрали умывальник, она стала прекрасным местом для наблюдения. Стивену с его окном повезло больше, чем сотне с лишним матросов внизу, кроме тех, кто смог захватить себе полупортик.
По мере того, как «Мускат» скользил по диагонали через залив, Стивен вместе с ними видел, как «Корнели» приближается, исчезнув из поля зрения после первой смены курса в проливе и вернувшись туда через десять минут после второй, значительно ближе, но по–прежнему на якоре. По мере поворота «Муската» французский фрегат и море вокруг него сдвигались к границам его поля зрения. Именно теперь он заметил, как на его стеньге взвился сигнал — всего два повелительных флага, подкрепленных выстрелом орудия с квартердека: струйка дыма и потом громкий хлопок в напряженной тишине. Громкий голос с палубы над Стивеном: «Готовсь, готовсь, эй вы. На подветренные брасы». Француз исчез за краем окна.
Но у Джека он все еще отчетливо оставался перед глазами. Ему и без подзорной трубы было видно, как в открытые орудийные порты выкатывают восемнадцатифунтовки.
«Мускат» описывал длинную кривую, которая должна была привести его вплотную к фрегату, теперь стоящему бортом почти прямо по курсу. У бизань–гафеля «Корнели» взвился французский флаг. Джек ждал предупредительного выстрела.
Его не последовательно. Вместо этого три ближние к корме восемнадцатифунтовки почти одновременно выстрелили на поражение.
— Всей команде, — проревел Джек, пока ядра неслись над головой на высоте марселей в нескольких ярдах по правому борту. Очевидно, их маскировку раскрыли. Но даже рискуя подставиться под продольный залп, он все еще надеялся подвести «Мускат» достаточно близко, чтобы вступить в полноценный бой. Внизу на шкафуте боцман дал сигнал дудкой, офицеры мчались на квартердек.
— Нижние паруса и стаксели, — скомандовал Джек. — Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь, да пошевеливайтесь же. Мистер Краун, полотнища долой. Мистер Филдинг, поднять флаг и вымпел.