Мускат утешения
Шрифт:
— А мы должны поблагодарить вас за великолепное вино, сэр, — ответил Филдинг. — Оно станет моим стандартом совершенства, когда бы я ни пил портвейн снова.
— Именно так, — поддержал Уэлби.
На палубе ветер заметно усилился. Теплый воздух задувал через планширь, один румб по раковине. В свете нактоуза можно было прочитать запись показаний лага: скорость выросла до восьми узлов трех саженей. «Корнели» держалась на прежней дистанции.
Лунный свет ясно очерчивал ее, но не был столь ярким, чтобы затмить свет боевых фонарей на баке, размытое сияние из открытых орудийных портов, а уж тем более — язык пламени из правобортного погонного орудия. Оба корабля уже давно вошли в пролив. На юге виднелись огни рыбацкой деревушки, расположенной именно там, где она
Восемь склянок. Сеймур сменил Ричардсона, сменилась вахта и отдыхающие отправились вниз, чтобы ухватить те крохи сна, что позволяли грохочущие и ревущие пушки палубой выше. Филдинг пришел помочь Сеймуру на его первой самостоятельной вахте. Теперь он на шкафуте репетировал установку рамы и фонарей на шлюпку–приманку — процесс, который отборный отряд, включающий Бондена, двух помощников боцмана и очень сильного темнокожего бакового матроса по прозвищу Черныш, уже проделывал снова и снова.
Джек некоторое время понаблюдал за ними, а потом отправился на бак вместе с Филдингом.
— Буду очень удивлен, если на «Корнели» сейчас не сыграют отбой, — поделился Джек. — Но в любом случае собираюсь оторваться еще на пару кабельтовых, чтобы случайное ядро не навредило нам, хотя они должны отчетливо видеть наши кормовые окна. Прикажу покруче обрасопить реи и потравить плавучий якорь, а потом прилягу. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, сэр.
Пока Джек спускался вниз, стихла стрельба. Последнее слово осталось за «Мускатом». Когда он зашел в каюту, то обнаружил, что ему не придется спать в койке мертвеца. Его собственную, необычно длинную, перенесли вниз и повесили вдоль борта. Киллик во многих отношениях паршивый слуга — вздорный, вредный, заносчивый по отношению к гостям низкого ранга, безнадежно грубый, но в остальном — бриллиант без шипов. Некоторое время Джек перебирал в уме другие похожие выражения. Дойдя до «дыма без воды», он заснул.
Побудка была привычной — слабый свет фонаря и слова «Скоро восемь склянок, сэр». Джек мгновенно проснулся, как просыпался очень часто, с самого детства, сказал: «Благодарю вас, мистер Конвей» и выпрыгнул из койки. Его бессонный внутренний наблюдатель отмечал продвижение корабля в ночное время, и Джек нисколько не удивился, поняв по бегу воды вдоль борта, что «Мускат» потерял скорость.
Рубаха, штаны, холщовые туфли, и он быстро вышел из сумрачной кают–компании. На освещенном луной шкафуте остановился у бочонка с питьевой водой, сложив ладони, плеснул на лицо и отправился на корму как раз, когда там появился часовой, чтобы отбить восемь склянок.
— Вы очень кстати, сэр, — сказал Сеймур. — К сожалению, вынужден сообщить, что ветер стих.
— Готово, — воскликнул Конвей, и, отойдя от подветренного поручня, доложил, — семь узлов, сэр, ровно.
— Спокойной ночи вам обоим, — пожелал Джек. Как только рулевые, дозорные и расчеты орудий сменились, он отошел к гакаборту. Далеко по левой раковине, глубоко в проливе, виднелся француз — чуть дальше, чуть менее заметный. Луна в пелене облаков почти достигла зенита. Максимальный подъем воды начнется, когда она пересечет меридиан. В любом случае, «Алкмар» сообщил как об общеизвестном факте о том, что прилив здесь на три часа позже, чем у Нил Десперандума, но даже в этом случае уже должно было появиться западное течение. При свете кормового фонаря по записям показаний лага Джек вычислил продвижение за последние четыре часа. Тридцать одна морская миля. Не так много, как хотелось бы, но и не мало, вопрос все еще не закрыт. Текущая ночная вахта станет решающей — свое слово скажет прилив. Конечно же, он расспрашивал о проливе, узнав, что «Корнели» может направиться именно туда, и выяснил: в отличие от иных мест в Тихом океане, в лунный день здесь два прилива. Первый — малозаметный, а второй, через который пробирался «Мускат» в эту вахту, сильнее. Но насколько именно — никто в Батавии пояснить не смог. Конечно же, это зависит от фазы
Мало что сравнится с определением скорости относительно суши ночью у незнакомого берега, на котором глазу не за что зацепиться. Большая часть разбросанных по берегу рыбацких деревень погасила огни, и обнаружить их стало еще труднее из–за тлеющих остатков кустарников и деревьев, подожженных днем для расчистки.
Склянка за склянкой вахтенный мичман докладывал: семь узлов, семь и две сажени, семь и одна сажень. Каждый час плотник или один из помощников докладывал о воде в трюме: не более шести дюймов. Все это время Джек Обри осматривал берег в ночную подзорную трубу, пытаясь найти ориентиры, по которым можно определить скорость течения. Тщетная попытка: нужна близкая, хорошо различимая, неподвижная точка.
Сразу после трех склянок неподвижная точка появилась. И не одна, а четыре сразу: четыре рыбацких лодки, стоящие на якорях в линию в двух кабельтовых справа по носу. На всех четырех горят яркие огни, чтобы привлечь рыбу. «Мистер Оукс, — скомандовал Джек, — принесите доску для записи показаний лага, уголь, полуминутные песочные часы и фонарь».
Он поспешил по переходному мостку. Как только первая лодка оказалась на траверзе, он скомандовал «Переворачивай» и следовал за ней азимутальным компасом, пока Оукс не крикнул «Все», и так рассчитал разницу. То же сделано со второй, третьей и четвертой лодками. Расстояние между ними оказалось достаточным, чтобы его разум успел вычислить приблизительное, но все равно шокирующее решение тригонометрической задачи.
Джек спустился вниз и произвел расчеты тщательно. Результаты оказались еще хуже, чем он предполагал: скорость течения — пять с половиной узлов, и когда Луна еще больше склонится к закату, течение ускорится. Скорость корабля относительно суши — две мили в час, медленнее, чем он рассчитывал. Суммарно прилив продлится шесть часов, отдалив устье пролива на двенадцать миль. Когда они его достигнут, солнце уже высоко поднимется в небе.
Нет, так не пойдет. Для успокоения совести Обри еще раз пробежался по расчетам, но это лишь подтвердило первый и второй результаты вместе с чувством крайнего разочарования.
Вернувшись на палубу, он во второй раз убавил скорость. Французский фрегат, попав в более сильное течение, отставал. Хотя Джек больше не был уверен в том, что следует делать, но контакт с противником терять не желал. Он склонился над кормовыми поручнями, наблюдая за освещенным Луной и слегка фосфоресцирующим кильватерным следом. Очевидно, что теперь никоим образом не удастся осуществить план. Так что на некоторое время он погрузился в печальные, даже очень горестные размышления. На значительное время. А впереди продолжалась приглушенная ночная жизнь военного корабля: тихий голос рулевого старшины, ответ рулевых, бормотание вахтенных у среза форкастеля и орудийных расчетов внизу, удары склянок и крики «Всё в порядке» начиная от дозорного на носу и со всех постов на корабле.
Но его природный жизнерадостный характер восстановился где–то перед пятью склянками, в самый поздний час ночи, и Стивена он поприветствовал довольно весело:
— Вот и ты, Стивен. Как же я рад тебя видеть.
— Извини, что я так поздно. Меня одолел сон, прекрасный сон.
— Я думал, что ты хотел посмотреть покрытие Менкара.
— Вовсе нет. Я планировал посидеть с тобой. Как понимаю, бой не начнется до захода Луны.
— Что ж, я тебе за это очень благодарен, дружище. Но мне очень жаль и даже стыдно сказать, что боя не будет вовсе. По крайней мере не в ближайшее время и не в той манере, на которую я надеялся. «Корнели» такой плохой ходок, такой чертов слизняк, а я так глупо ошибся с приливным течением, что оказалось невозможным пройти пролив до рассвета.