Мускат утешения

О'Брайан Патрик

Матросы «Муската» в изумлении взирали на эту фамильярность. Хотя Киллик и Бонден (особенно Киллик) щедро потчевали их рассказами о важности и богатстве капитана Обри (застекленная карета с позолоченными колесами, а слуги получают два пудинга в день) и сверхъестественных умениях и светской жизни доктора Мэтьюрина (с герцогом Кларенсом запанибрата, а с миссис Джордан пьет чай), о «Сюрпризе» им не говорили.

Однако, удивляться было некогда — едва «Сюрприз» оказался за гранью слышимости умеренно громкого крика, от них тут же потребовали заняться уборкой и отвязыванием ненавистного временного паруса и установкой полноценной косой бизани, которая добавила «Мускату» дополнительный узел скорости. Но еще до того, как она хлопнула, разворачиваясь на ветру, «Сюрприз» исчез в шквале за серой завесой льющейся воды.

Следующие полчаса оказались чрезвычайно

тревожными, а их минуты растягивались сверх всякой меры. Дело даже не в том, что палубу заливало и вода хлестала из шпигатов с подветренной стороны, и даже не в опасности скалистого побережья, ориентировался Джек прекрасно. Все из–за боязни, что «Сюрприз», обманутый медлительностью «Корнели», может внезапно оказаться с ней рядом и познакомиться с тяжелыми орудиями вблизи. Где–то посередине этого неприятного отрезка времени прямо над мачтой ударил необыкновенно сильный раскат грома, и продолжал грохотать, заглушая возможную стрельбу, и, разумеется, вспышки молний сопровождали усиливающийся потоп.

Адамс рядом с Джеком был похож на утонувшую крысу, как, впрочем, и все они, ведь в этой теплой, словно молоко, воде даже зюйдвестку надевать ни к чему.

— Сэр, — проговорил Адамс в склоненное к нему ухо, — прошу прощения, но мистер Филдинг, видя особый случай, сказал, что мне стоит с вами поговорить. Главный канонир должен внести изменения в свои инвентарные книги, и он чрезвычайно обеспокоен из–за потерянного за бортом лома. Мне неприятно об этом просить, но может, в качестве одолжения вы предоставите ему письменное свидетельство, подписанное вами как казначеем и капитаном, и мистером Ф.?

В беседу вмешался дикий тройной раскат, сопровождавшийся серной вонью, но когда он стих, Джек вполне доброжелательно ответил:

— Напомните мне об этом, когда я буду подписывать бумаги.

Внушительный удар грома ознаменовал конец шквала. Гроза ушла под ветер, грохоча вдалеке. Дождь ослаб, небо прояснилось, и в пяти сотнях ярдов по курсу дрейфовал «Сюрприз», яркий в хрустально–чистом воздухе. Но дрейфовал он один. В широком, залитом светом проливе не было ни одного другого корабля: берег по левому борту, горизонт прямо и справа, и ни одного другого корабля в море.

Изумление продлилось едва ли дольше, чем его успели осознать. Шлюпки вокруг «Сюрприза» (больше чем поместится на любом фрегате) и то, что он дюжинами принимал людей с обоих бортов и кормового трапа, означали, что «Корнели» затонула. В подзорную трубу видно было, как поднимают людей, почти неподвижных — людей в мундирах.

«Мистер Сеймур, шлюпку на воду. Любую, которая удержится на воде», — скомандовал Джек и помчался в каюту, требуя любой приличный мундир, шляпу и бриджи. Вспомнив, что «Сюрприз» в конце концов частная собственность Стивена, он отправил посыльного с вопросом, желает ли доктор также отправиться на фрегат, добавив, что «море довольно бурное». Мичман вернулся с наилучшими пожеланиями от доктора Мэтьюрина, но прямо сейчас доктор и мистер Макмиллан заняты срочным делом. «Они к этому делу с пилой приступали, сэр», — сообщил Беннет, побледнев и борясь с тошнотой.

После долгой перестрелки неповрежденным оказался лишь малый катер, который и перенес Джека по морю к столь хорошо знакомым борту и ступеням. На «Сюрпризе» уже снарядили фалрепы и выставили фалрепных в белых перчатках. Приняли капитана с шиком, после чего раздался спонтанный, нестройный, но искренний крик радости, пока Обри бежал по переходному мостку. Том Пуллингс встретил его сильным рукопожатием:

— Он затонул, сэр. Мы увидели, как французы спускают шлюпки за борт, когда вышли из шквала. Фрегат был в воде по нижнюю кромку орудийных портов, и пока команда гребла прочь, он погрузил нос в воду и скользнул вниз, будто плыл. Мы много кого подобрали, пока они плавали вокруг и держались за куриные клетки. Но вот их старший офицер, сэр. Принял обязанности капитана в бою. Он говорит по–английски, и я ему приказал сдаться вам.

Пуллингс повернулся и показал на группу британских и французских офицеров на подветренной стороне. Среди них оказался Жан–Пьер Дюмениль. Бледный и смертельно уставший он вышел вперед, протягивая свою саблю.

— Жан–Пьер, — воскликнул Джек, идя навстречу ему. — Господи, как же я рад видеть тебя. Боялся, что… Нет, нет. Оставь себе саблю и дай мне руку.

Глава седьмая

«Нет, нет. Оставь себе саблю и дай мне руку», —

вот как я сказал. Может быть, это и не как в Друри–Лейн, где тип в розовых бриджах и шлеме с пером поднимает павшего врага, а служанка оказывается дочерью герцога, но в тот момент, заверяю, это оказалось вполне естественным. Был очень рад его увидеть. Если ты получила то длинное письмо, которое Раффлз обещал отправить со следующим «индийцем», то должна знать, кого я имею в виду. Жан–Пьер Дюмениль, племянник того самого капитана Кристи–Пальера, который взял меня в плен, когда я командовал «Софи», и так хорошо ко мне относился. Я встретил Жан–Пьера в Пуло Прабанге. Из маленького толстого мичмана он стал высоким стройным молодым офицером, вторым лейтенантом на «Корнели». Тогда я считал его славным юношей, теперь же еще более высокого мнения о нем. (Пожалуйста, посмотри в правом нижнем ящике черного секретера и найди там адрес его кузенов Кристи. Кажется, они живут на Милсом–стрит. Он учился в школе доктора Холла в Бате во время мира и часто гостил у них. Передай от него наилучшие пожелания и приветствия и сообщи, что он практически не пострадал). Во время боя ядро одной из наших тридцатидвухфунтовок сыграло в «вышибалы» с квартердеком «Корнели», сделав Пьера капитаном, а другое пробило им дыру глубоко внизу по носу. Они принимали столько воды, что, даже откачивая ее день и ночь, едва могли сохранять ход, даже с попутным ветром. Но несмотря на это и нехватку матросов, он благородно вел бой. Может быть, даже и победил нас, если бы в устье пролива мы не встретили «Сюрприз» в компании трех кораблей — Том Пуллингс задолго до рассвета услышал звуки стрельбы и примчался со своей стоянки далеко на севере. Эти четверо показались из–за мыса под американскими флагами. Я сказал про себя: «Что ж, Джек, вот ты и попал между молотом и наковальней», — имея в виду дьявольские восемнадцатифунтовки «Корнели» позади, плотный огонь американской эскадры впереди и отсутствие места для маневра. Но потом я увидел дорогой «Сюрприз» — Господи, какая радость! — и поднял сигнал о погоне на норд–вест.

Конечно, пятеро против одного — безнадежно, так что Жан–Пьер круто сменил курс, надеясь спрятаться за одним из островов на юге под прикрытием шквала. Но его люди едва справлялись с течью при ветре в бакштаг, а теперь при встречном волнении и полностью измотанной команде не смогли удержать корабль на плаву. Едва успел спустить шлюпки, прежде чем «Корнели» затонула. «Сюрприз» их подобрал, некоторые едва на ногах держались, их пришлось затаскивать на борт. Когда «Мускат» приблизился, и я поднялся на борт, Дюмениль сдался мне.

Потом, поскольку пролив очень неудобное место для дрейфа, мы отправились на восток на этот защищенный рейд, встав на якорь на шестидесяти саженях и познакомившись с другими кораблями. «Тритон» — тяжелый капер, почти такой же, как и «Сюрприз». Командует им «Конина» Гоффин, ты, может быть, помнишь, как его осудили за подделку судовой роли. Они с «Сюрпризом» действовали некоторое время совместно. Остальные — великолепные американские трофеи, захваченные ими. Тем более великолепные, что несут груз нескольких других судов, слишком маленьких, чтобы выделять на них призовую команду. Один набит мехами — калан и тому подобное, на них большой спрос в Китае, куда оба корабля и направлялись. В целом, кажется, у «Сюрприза» выдалось необычайно успешное плавание даже до захвата этих двух крупных «купцов». Они ловили нантакетстких и нью–бедфордских китобоев и посылали их в южноамериканские порты. Но детали я не знаю — так много нужно сказать друг другу, и так много сделать на бедном, побитом «Мускате», что я не знаю и половины того, что должен бы знать».

Джек сидел у правого конца ряда кормовых окон, наполняющих каюту отраженным от моря солнечным светом. Эти окна ему были знакомы лучше любых на суше. Выглянув, он увидел «Мускат» — снова аккуратный после очень краткой стоянки на рейде: плотник и его команда за бортом наносили последние штрихи на кормовую галерею. Он взглянул на стол на другом конце ряда окон, но увидев, что Стивен деловито пишет с сосредоточенным выражением лица, позволил своему взгляду побродить по столу. Он был накрыт, что довольно примечательно, в самой кормовой каюте, чтобы с комфортом разместить четырнадцать человек. Не без определенного самодовольства Джек убедился, что стол необычайно великолепен. Такие случаи Киллик ценил превыше спасения души. Серебро Джека, сохраненное во всех перипетиях плавания, сияло и искрилось в играющем свете.