Муссон
Шрифт:
Капитан не мог оставить руль, он выкрикивал приказы своим людям, а те старались держаться как можно дальше от него и не смотрели ему в глаза.
Все хорошо понимали, что нужно сделать, но никто не хотел лезть на мачту.
Дориан с жадным интересом следил за этой суматохой.
На палубе «Серафима» никогда не происходило ничего столь интересного, не было таких криков и дикой жестикуляции.
— Ахмед, сын большой коровы! — Фуад, капитан, выбрал новую жертву и дрожащим пальцем ткнул в верхушку мачты. — Если не послушаешься, я прикажу обернуть твой
Ахмед отвернулся и смотрел в море, как будто оглох.
Дориан наметанным глазом определил высоту подъема и удивился, чего все так испугались. Они с Томом танцевали хорнпайп на главной рее «Серафима», подбоченясь одной рукой, другой касаясь темени, а корабль под ними качали большие волны Кейпа под сильным юго-восточным ветром. А эта мачта втрое ниже грот-мачты «Серафима».
Он почти слышал насмешливый голос Тома: «Давай, Дорри. Покажи им, что ты умеешь. Я помогу».
Никто не смотрел на него — в эту отчаянную минуту о нем забыли. Даже принц растерял свою обычную уверенность и цеплялся за одну из стоек на юте, глядя на раскачивающуюся мачту.
Дориан выскользнул из длинного одеяния и бросил его на палубу.
Одежда лишь помешает ему. В чем мать родила, он подбежал к мачте и взлетел на нее, как мартышка, преследуемая леопардом.
Принц опомнился и закричал:
— Остановите ребенка! Он погибнет!
Дориан был далеко от протянутых рук тех, кто пытался выполнить приказ принца. Во время плавания на «Серафиме» его проворство невероятно развилось, а страх перед высотой исчез и, по его меркам, подъем был нетрудным. Он использовал качку корабля и колебания мачты, чтобы продвигаться вверх, цепляясь попеременно руками и коленями. Добравшись до верха мачты, он посмотрел вниз. Увидел запрокинутые, искаженные ужасом лица матросов и не удержался, поддался искушению подразнить их. Обхватив обеими ногами главную стойку мачты, он отпустил одну руку. Приставил большой палец к кончику носа и насмешливо пошевелил пальцами. И хотя экипаж никогда раньше не видел такого жеста, его смысл был совершенно ясен.
Обнаженное тело Дориана блестело на солнце, как белый перламутр, ягодицы были круглыми и розовыми. Он повертел ими для пущей оскорбительности.
Стон ужаса пронесся по палубе: Дориан полез выше. Все знали, что, если с ребенком что-нибудь случится, гнев принца будет ужасен и падет на их головы. Все снова застонали, когда Дориан поднял руку и перехватил болтающийся фал.
— Закрепите конец! — крикнул он, использовав английский морской термин, но капитан понял его приказ. Он уловил смысл и перевел слова Дориана на арабский. Три человека схватили болтающийся фал.
Как только они были готовы прервать падение Дориана, тот дважды обернул растрепавшийся, оборванный конец троса вокруг талии, потом пропустил его между ног.
— Остановите мое падение! — снова крикнул он, подождал нужного мгновения в раскачивании мачты, потом разжал пальцы и оттолкнулся. И полетел вниз под скрип фала в блоке.
Матросы, державшие конец фала, пропускали
Люди, державшие конец фала, умело, по-моряцки, рассчитали миг его приземления и позволили ему спускаться последние несколько морских саженей так постепенно, что его босые ноги коснулись палубы бесшумно. Все бросились к нему — убедиться, что он в безопасности, и закрепить конец фала, обмотанный вокруг его талии.
Как только через блок пропустили новый трос и снова подняли гик, дау повернула по ветру и с помощью треугольного паруса снова превратилась из беспомощно раскачивающейся скорлупки в морское существо, ловкое и быстрое.
Принц положил руку на плечо Дориана и осмотрел лица приближенных.
— Своей сообразительностью и проворстом этот ребенок спас мою жизнь и жизнь корабля, — сказал он. — Кто-нибудь из вас еще сомневается в том, что он рыжеволосое дитя из пророчества?
Он положил руку на блестящие кудри Дориана и по очереди, одному за другим, посмотрел приближенным в глаза. Никто не смог выдержать его взгляд.
Первым заговорил мулла.
— Это чудо святого Теймтейма! — воскликнул он. — Я провозглашаю Святое Слово! Это дитя из пророчества!
— Это пророчество! — подхватили все. — Да славится имя Господа!
По-прежнему держа руку на голове Дориана, принц отчетливо сказал:
— Да будет всем известно, что я признаю этого мальчика своим приемным сыном. Отныне он будет называться аль-Амхара ибн аль-Малик — Рыжий, сын аль-Малика.
Мулла улыбнулся хитрости своего господина. Признав мальчика сыном, тот подтвердил пророчество святого. Но должны быть выполнены и другие условия, прежде чем принц получит награду, обещанную старым святым. Несомненно, в свое время произойдет и это.
— Такова воля Аллаха! — воскликнул мулла.
И все хором подхватили:
— Аллах велик!
Впрочем, и без похвалы принца за недели, проведенные в море, Дориан сумел завоевать привязанность всех членов экипажа.
Всем было ясно, что появление мальчика стало добрым предзнаменованием, и каждый втайне надеялся, что обещанное в пророчестве коснется и его. Когда Дориан проходил по палубе, даже самые очерствевшие и злобные моряки улыбались и болтали с ним или притрагивались к его волосам, на удачу.
Кок специально для него готовил сласти и засахаренные фрукты, прочие матросы оспаривали друг у друга внимание мальчика и делали ему разные мелкие подарки. Один даже снял амулет, который носил на шнурке на шее, и надел на Дориана.
— Пусть он защитит тебя, — сказал матрос и сделал знак, отвращающий зло.
— Маленькая обезьянка с львиным сердцем, — ласково называл его Фуад, капитан, и после вечерней молитвы приглашал Дориана вместе посидеть у руля. Он показывал на путеводные звезды, встающие из моря, называл созвездия и рассказывал связанные с ними легенды.