Муссон
Шрифт:
Заян выронил палку и обеими руками схватился за лицо.
Глаза его от боли заплыли слезами, кровь проступала сквозь пальцы и капала на белую канзу.
Дориан приготовился к следующему удару. Том научил его находить определенное место на челюсти; он заставлял Дориана стиснуть зубы и нащупать у себя это место под ухом. И в следующий удар Дориан вложил всю тяжесть своего тела.
Заян никогда не слышал о такой драке. Превратить руку в молот и бить им по лицу противника — такая схватка была для него
Его учили бороться, но он всегда боролся с более слабыми и легкими мальчиками.
Удар по носу поразил его. Удивление было даже сильнее боли. И он был вовсе не готов к новому удару. Тот обрушился на его голову, как пушечное ядро, и перед глазами у Заяна все завертелось.
У Дориана еще не было силы или веса, чтобы лишить противника чувств.
Но удар пришелся точно в то место, куда был нацелен, и получился достаточно мощным, чтобы отбросить Заяна. Тот сквозь слезы ничего не видел, неспособен был защищаться, и ноги под ним подгибались.
И тут, к изумлению Заяна, последовал новый удар, пришедшийся по жирным губам. Заян почувствовал, как у него сломался передний зуб, ощутил во рту теплый металлический вкус собственной крови. Закрывая лицо обеими руками, он слепо побрел к лестнице.
Позади Дориан подобрал бамбук и начал охаживать Заяна по спине и плечам. Даже несмотря на боль во рту и носу, удары по спине заставили Заяна прыгнуть на верхнюю ступеньку.
Дориан снова взмахнул палкой, Заян заорал, как ужаленный скорпионом, и потерял равновесие. Кувыркаясь, он покатился по лестнице, приземлилился и, громко всхлипывая, пополз в сторону.
Лицо неверного превратилось в страшную алую маску ярости, светло-зеленые глаза сверкали, и он высоко поднимал бамбук обеими руками. Заян встал и в струе алых брызг выплюнул сломанный зуб.
Он хотел бежать, но что-то в его правой ноге сломалось, и он вприпрыжку заковылял по лужайке вслед за убегающим Абубакером.
Дориан бросил бамбук и позволил мальчикам удрать. Сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться и взять себя в руки, потом вспомнил о девочке. И побежал по лестнице.
Ясмини все еще сидела под парапетом. Она вся дрожала и всхлипывала; мокрую обезьянку она прижимала к груди.
— Ты ранена, Ясмини? Они сделали тебе больно?
Она отрицательно покачала головой и молча протянула ему Шайтанку. Шерсть промокла и прилипла к телу, поэтому обезьянка казалась вдвое меньше обычного, как будто с нее содрали шкуру.
— Ее рука, — прошептала Ясмини. — Она сломана.
Дориан осторожно взял пальцами свисающую лапу, и Шайтанка застонала, но не сопротивлялась. Большими доверчивыми глазами она смотрела на Дориана. Дориан пытался вспомнить, что делал доктор Рейнольдс, когда матрос на «Серафиме» упал с мачты, а у другого рука попала во вращающиеся спицы кабестана.
Он
— Я должен отнести ее к Бен-Абраму, — сказал он Ясмини и взял маленькое тело на руки.
— Хотела бы я пойти с тобой, — прошептала она, зная, что это невозможно, и Дориан не потрудился ответить. Из полы своего одеяния он сделал для Шайтанки носилки.
Ясмини дошла с ним до ворот зенана и стояла, глядя, как он уходит по дороге между пальмами в город. Через полмили Дориан поравнялся с одним из конюхов принца. Тот вел несколько лошадей.
— Мустафа! — крикнул он. — Подбрось меня до гавани.
Мустафа посадил его на спину лошади, и они проскакали по узким улицам города к самому берегу моря.
Бен-Абрам работал в лазарете у пристани. Он вышел из маленькой боковой комнаты, соскребая с рук кровь, и удивленно посмотрел на Дориана и Шайтанку.
— Я принес тебе больную, отец, — сказал Дориан. — Она очень нуждается в твоей помощи.
— А она меня не укусит?
Бен-Абрам опасливо посмотрел на обезьянку.
— Не бойся. Шайтанка знает, что может доверять тебе.
— Вправление костей — искусство, восходящее к древности, — заметил Бен-Абрам, внимательно разглядывая лапу, — но сомневаюсь, что у кого-нибудь из моих предшественников был такой пациент.
Закрепив наконец лапу на дощечке и перевязав ее, Бен-Абрам дал Шайтанке опия, и обезьянка всю обратную дорогу до зенана спала на руках у Дориана.
Ясмини ждала их за воротами. Она взяла из рук Дориана спящую обезьянку и нежно понесла в жилые помещения. Там они застали Тахи в большом волнении.
— Что ты наделал, глупый мальчишка? — набросилась она на Дориана, едва он переступил порог. — Весь зенан в смятении. Здесь был Куш. Он так сердился, что едва мог говорить. Правда ли, что Шайтанка укусила Заяна аль-Дина, а ты сломал ему зуб и разбил нос и что кость в его ноге тоже сломана? Куш говорит, что Заян на всю жизнь останется калекой, не сможет ходить как все.
— Ногу он сломал сам, по своей вине.
Дориан нисколько не раскаивался и держался вызывающе, и Тахи схватила его и прижала к своей пышной груди. Она громко разрыдалась.
— Ты сам не знаешь, какую опасность навлек на свою голову, — причитала она. — Отныне мы всегда должны быть настороже. Всегда запирай дверь в спальню!
Она перечислила множество предосторожностей, которые следовало соблюдать из опасения, что Куш и Заян аль-Дин отомстят.
— Аллах знает, что подумает об этом принц, когда вернется из Маската, — мрачно закончила она свою тираду.
Дориан и Ясмини оставили ее на кухне причитать и воображать ужасы и отнесли Шайтанку в спальню Дориана.