Музей шпионажа: фактоид
Шрифт:
Невзирая на то, что он родился в эмиграции, несмотря на свою более чем странную, то есть, для русского, фамилию, американизованное имя и неудобьсказуемую кличку, Пол Нигерийский был исконный человек. Наш. Неисповедимыми судьбами отцов он занесен был в Африку, где родился и еще мальчиком стал активистом всецело культурной организации «Дом Америки». Злые, но, возможно, информированные языки (например, авторов парижского журнала «Контингент») утверждали, что профессиональную жизнь в радиожурналистике Паша Нигерийский начал вышибалой в одном из тамошних американских посольств. Читая это о себе, Нигерийский только усмехался. И то правда: определение, скорее, лестное, чем наоборот. Рисующее пусть и не вполне высоколобую, но убедительную и вполне решительную стать. Вышибала,
From Russia with Love…
Несмотря на то, что Пол был женат и с детьми, его достоинства перевесили эти недостатки в некалькулируемом и безотчетном стремлении девушки быть взятой «под крыло» служебного романа.
Что сказать в защиту Пола? Тогда было так. И даже на самых вершинах власти — достаточно ограничиться периодом от Рузвельта до Кеннеди. Могут спросить, а от чего, собственно, защищать? Никто Полу никогда ничего официально не предъявил, и он сходил на нет со сцены по естественным причинам, все более и более впадая в морально-политический релятивизм в том, что касалось нашего, сподручно-профессионального различения добра и зла. После того, как ему поставили терминальный диагноз, послемитинговая доза пива становилась меньше и меньше, он начал половинить и по части сигарет — вплоть до того, что стал ломать на части, которые можно было вправить в мундштук. Путь, короче, всякой плоти, которая грустна даже в период апогея своего веселья.
Именно на этом отрезке, перед выходом Пола на финишную прямую, Летиция в работе со мной артикулировала ретроспективные нападки, которые, по сути дела, если и имели отношение, то только к внутренней ее реальности. И тут индифферентно: можно продолжать восторги: «Ты мой Бонд, мой Джеймс Бонд!» Можно обзывать «грязным мужланом» и строить гримасы, вспоминая, как лишал обеденного перерыва, забегая, чтоб завалить на стол, а если это исключалось из-за регул, то… «Да, грязь, не стану даже говорить. Этот хам сводил женщину к унитазу!»
Все это и многое другое, честно совершенное под напором либидо, давно неприложимо к разбитому жизнью, но еще высокому и, можно сказать, видному старику, сутуло сидящему в нашей полуподвальной кантине за маленьким, словно бы детским стаканчиком пива, и запущенно-нестриженными ноздрями сокрушенно обоняющему свой мундштук: как, право, сладостен канцерогенный смрад…
Бегства моряков дорого обходились советским боевым их кораблям. В конце 1972 года новый большой противолодочный корабль «Адмирал Нахимов», после недолгих учений Северного флота в Норвежском море и Северо-Восточной Атлантике, был направлен на боевую службу в Средиземное море, где произошло «ЧП»: во время якорной стоянки в заливе Эс-Салум с корабля сбежал матрос. Боевая служба была прервана, корабль возвращен в Североморск. Были заменены командир и замполит. Судьба беглого моряка остается неизвестной, но сам случай выглядит достоверным.
Согласно Гегелю: все великие всемирно-исторические события и личности повторяются дважды: первый раз как трагедия, а второй — как фарс. Пусть событие не так, чтобы великое, но обратимся к первому из них.
В той же самой точке мира за семь лет до этого произошел аналогичный случай, но с иными последствиями. В два часа ночи на 15 ноября 1965 года с эсминца «Справедливый» в залив соскользнул по заранее спущенному тросу Николай Поленов, призванный на флот из Москвы. Три дня назад кубрик справил день его рождения. 21. Счастливое число.
В 1967 году Поленов стал самым молодым сотрудником «Свободы». Пол взял его к себе под крыло — редактором в отдел новостей.
В то время еще был жив отсидевший свое в Союзе и проживший почти век, Василий Витальевич Шульгин (1878–1976). Русский политический деятель и публицист, окончивший жизнь в Советском Союзе, был, как известно, русский патриот, не особо благодушный по части еврейского вопроса: «Что нам в них не нравится. Об антисемитизме в России» (192g). Депутат второй, третьей и четвёртой Государственной думы, монархист, член Белого движения, эмигрант и, наконец, советский гражданин, осознавший, что коммунисты больше не враги России: потому что их цель теперь не разрушение, а возвеличивание страны.
Этот исторический персонаж приходится вспомнить потому, что эмигрантским кураторам не мог не понравиться выбранный Поленовым эфирный псевдоним: Валерий Шульгин.
Но дебютант не мудрствовал лукаво. Просто назвался фамилией товарища по ВМФ.
Бахрах, бывший литературный секретарь Нобелевского лауреата, отбывал последние годы на «Свободе», мечтая о возвращении с американской пенсией в Париж. Руководством он себя не утруждал. Изредка показываясь из-за развернутой перед собой «Фигаро», он все передоверял своему заместителю: «Паша, займитесь…»
Пол рад был обязать.
С высоты своей должности Пол Нигерийский смотрел на своих подопечных благодушно, как на детей, но сами «дети» сознавали возрастную дистанцию, их разделявшую: Летиции за 30, а Нику всего лишь 23.
Несмотря на «грязного мужлана», Летиция привыкла к своему чифу, к новому, взрослому балансу насилия и заботы, что она и полагала любовью. Когда Пол предпринял первые шаги по самоизъятию из своего служебного романа, Летиция ответила истерикой. Это потом она будет гвоздить его за манкирование личной гигиеной, за quickies на столах и проч.: тогда же он себе просто не представляла, как без Пола жить.
Наблюдательный Ник все больше входил в положение чи-фа, он «читал» его так же, как чиф читал «его», а за бутылкой эти взаимопроникновения достигали такого симбиоза, какой не снился никакому «сыну» по отношению к «отцу». Поэтому версия о том, что Пол передал Летицию своей правой руке в обмен на карьерные услуги, представляется слишком упрощенной. Но, в каком-то смысле, они, конечно, ударили по рукам. Не думаю, что при этом они заручались согласием или просто ставили в курс Летицию. Скорее всего, она ничего не подозревала, и потом: не мальчики ей нравились, пусть и мужественной челюстью, а именно мужланы — пусть и грязные. Каброны. Прожженные мужики.
Тогда как от Ника еще пахло молоком.
С другой стороны, Ник рос, и можно было предвидеть, что заветное назначение заместителем — deputy — только вопрос времени.
А потом произошло то, чего Летиция не могла предвидеть. После того, как «факт» состоялся, поняла: без Ника она не сможет. Клин клином вышибают. И это произошло не только в примитивно-животном смысле. За одну ночь, пусть и ночь нон-стоп, Поленов заполнил все внутреннее ее пространство так, что бывший любовник мгновенно отпал, стал совершенно посторонним человеком. Как будто ничего с ним не было. Вот теперь его посягательства «по старой памяти» стали чистым насилием, которое простить она не могла.