Музей шпионажа: фактоид
Шрифт:
Первом в мире.
Одним из директоров которого он, кстати, и является.
II
ВСПОМОГАТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ
Олег Александрович Туманов (1944–1993)
Олег Калугин. Прощай, Лубянка!
…Хотя в воздухе витало предчувствие грозы, оно никак не предвещало драматического утра 19 августа 1991 года. За два дня до этого я вернулся из Мюнхена, где встречался с коллективом радио «Свобода». Впервые я попал в логово того
6
О. Д. Калугин, Прощай, Лубянка. (XX век глазами очевидцев). — Москва: ПИК — Олимп, 1995.
– 352 С.
Странно, но люди, которых я увидел в зале, были настроены не зло, некоторые даже улыбались. Обстановка напоминала скорее встречу давних знакомых, разделенных временем и расстоянием. Невидимого барьера, пропитанного душной ненавистью и недоверием, как будто никогда не существовало. По ходу своего выступления я несколько раз мысленно представлял себе, как взревет аудитория, если я расскажу о проводившейся при мне подготовке взрыва радиостанции.
С самого начала эта акция была задумана как шумное пропагандистское мероприятие, имевшее целью напугать немецкого обывателя, проживающего в округе, побудить его обратиться к властям с требованием убрать радиостанцию с германской территории. Имелось в виду попугать и самих сотрудников «Свободы». При этом предусматривалось, что взрыв будет осуществлен в ранние утренние часы — так, чтобы не причинить вреда случайным прохожим. О том, что операция наконец проведена, я узнал уже будучи в Ленинграде. О жертвах или каких-либо повреждениях не сообщалось. Очевидно, все прошло в соответствии с планом.
Не знаю, что думала аудитория, слушая мой рассказ, но я почувствовал себя особенно гадко, когда кто-то из зала бросил реплику: «А глаз одному человеку все же повредили. До сих пор лечится». И все же я закончил свое выступление под аплодисменты.
Долго пришлось потом размышлять: отчего такое всепрощен-чество, почему не улюлюкали, не свистели? Примерно так же меня встречали в США, где я побывал осенью 1990 года, впервые после двадцатилетнего перерыва. Только ли интеллигентность сдерживала их, некий кодекс вежливости по отношению к гостю? Мне кажется, их снисходительность и даже радушие коренились в природной расположенности людей к тем, кто способен признать свои заблуждения и ошибки, покаяться без самобичевания, но с достоинством, не ожидая при этом ни слов прощения, ни тем более похвал.
У сотрудников «Свободы» были, по-видимому, еще и свои причины: они знали не понаслышке, что такое коммунистическая власть, многие из них, наверное, тоже когда-то верили в царство равенства и свободы, обещанное вождями мирового пролетариата, познали и горечь разочарования, и жестокость преследований, и унижение. «Познай, где свет, поймешь, где тьма», — говорил А. Блок. Они познали раньше меня и сделали свой выбор. Для них я был еще один запоздавший путник с далекой и близкой им земли…
Рассказами о шпионах сегодня никого не удивишь. Интервью журналистам охотно раздают бывшие резиденты и нелегалы. Ветераны внешней разведки, чьи подлинные имена раньше не знали даже их жены, теперь строчат мемуары и тусуются на презентациях. О времена! О нравы! И все же пусть не обманет вас эта кажущаяся открытость. Специфика тайного ремесла такова, что наверх всплывает только малая часть всего того, что сумели натворить рыцари плаща и кинжала.
Мы познакомим вас с судьбой одного из секретных агентов КГБ времен холодной войны. Московский парень Олег Туманов был призван служить на Балтийский флот. Осенью 1965-го, когда его эсминец в составе нашей эскадры бороздил Средиземное море, Олег тайно покинул корабль, вплавь добрался до Африки и… Ливийцы передали его англичанам, англичане американцам, американцы после проверки определили Туманова на радиостанцию «Свобода», которая тогда вещала на СССР из Мюнхена, финансировалась спецслужбами и ходила у Кремля в самых опасных врагах.
Туманов так понравился американцам, что они помогли беглому матросу сделать на идеологическом поприще головокружительную карьеру: за 20 лет он дорос до должности главного редактора всей русской службы. И почти все это время активно сотрудничал с Лубянкой. По сути дела, враждебным вещанием на нашу страну руководил советский агент. Вот как бывало.
Наш корреспондент познакомился с бывшим шпионом в начале 90-х, когда Олег оказался не у дел. Он жил в скромной квартире неподалеку от Цветного бульвара, всеми забытый и больной. Он пил водку стакан за стаканом, ничем не закусывая, и предавался воспоминаниям. Наш корреспондент прилежно записывал. В России эти воспоминания еще не публиковались.
Кажется, настал мой час. Теперь или никогда. В корабельной библиотеке я полистал энциклопедию: что там сказано про Ливию? Потом провел «разведку боем»: спросил у штурмана, когда пойдем в Александрию? (На самом деле меня интересовало, сколько времени простоим здесь.) Штурман простодушно раскрыл карты: «Никакой Александрии нам не видать. Послезавтра уходим отсюда».
Ага, значит, у меня есть две ночи. Решено: попытку сделаю прямо сегодня, в ночь с 14 на 15 ноября 1965 года.
Я порвал и незаметно выбросил за борт все письма и бумаги. Приготовил легкий спортивный костюм, тапочки, флягу с пресной водой и несколько иголок на случай, если в воде сведет ноги судорогой. Море вроде бы теплое, но мало ли что.
С вечера на прочном канате опустил за борт свою робу — так мы «нелегально» стирали одежду, а мне этот канат теперь пригодится, чтобы по нему бесшумно соскользнуть в воду. Не буду же я прямо с палубы нырять вниз головой.
Прозвучал сигнал отбоя. Вместе со всеми я улегся на свою жесткую койку в матросском кубрике и притворился спящим. Мне требовалось выждать до двух часов ночи — в это время на мостике, кроме двух вахтенных сигнальщиков, никого нет. Да и вахтенные, как я неоднократно убеждался, особой бдительности в эту пору не проявляют.
Три дня назад мне исполнился 21 год. Я был типичным московским парнем середины бо-х. Не лучше и не хуже других. Мне бы закончить службу, вернуться домой, найти работу по душе, жениться на любимой девушке… Но нет — судьба распорядилась по-другому. Вот сейчас, совсем скоро, мне придется порвать со своим прошлым, фактически предать его. Совершив побег с корабля, я убегу от всего, что 21 год было моей жизнью. На родине меня объявят подлым предателем, а суд военного трибунала приговорит к смертной казни. Всех моих родных и друзей потащат на допросы в КГБ, и у кого-то могут быть неприятности по работе или учебе «за связь с отщепенцем».