Муж легкого поведения

Серова Марина Сергеевна

Холмогоров подался было вперед, чтобы повнимательнее рассмотреть мою ксиву, но я не позволила ему сделать это, быстро убрав удостоверение обратно в карман.

— Говорите, Сергей Викторович, — обратилась я к Пахомову, который был, кажется, более уравновешен и адекватен, нежели Холмогоров.

— Этот человек убил Машу, — тихо повторил Сергей Викторович. — Его нужно арестовать.

— Да что ты несешь?! — презрительно скривив губы, процедил Василий. — Да тебя самого давно пора изолировать от общества.

— Так! Хватит! — прикрикнула я на Холмогорова. — Помолчите. Я сама разберусь, кого и где надо изолировать.

Как только Холмогоров умолк, Сергей Викторович заговорил снова:

— Я

знаю, что именно он убил Машу… Правда, у меня нет доказательств… — опустил он голову. — Но это точно он!

— Почему вы так решили? — спросила я. Мне был не совсем понятен мотив обвинений Холмогорова. Возможно, у самого Пахомова и были причины для столь серьезного заявления, так пусть он изложит их мне.

— Потому что он отец Ирены, — взглянув мне прямо в глаза, бросил Сергей Викторович.

— Ну и что? — испуганно поднял плечи Василий Николаевич. — Это что, доказательство моей вины?

— Отец Ирены? — удивилась я и перевела взгляд на Холмогорова. — Правда?

— Правда, — опустив глаза в пол, едва заметно кивнул Василий. — Ирена моя дочь.

— Зачем ты встречался с ней? — тут же накинулся на него Сергей Викторович. Потом взял себя в руки и обратился уже ко мне: — Этот наглец, Татьяна Александровна, кроме того, что убил Машу, теперь еще намеревается наложить лапу на Ирену, на ее деньги, на наследство Маши…

— Как?

— Он встречался с Иреной после того, как хладнокровно убил ее мать, — продолжил Пахомов. — Она мне сама рассказала. Сказал ей, что он ее отец. Наплел черт-те что. Сказал, что молчал все эти годы, потому что мать запрещала ему говорить ей правду. А теперь, когда он узнал, что Маша умерла… Умерла!.. — горько усмехнулся Пахомов. — Теперь он не намерен дольше молчать. Он, дескать, хочет предложить ей свое плечо и протянуть руку помощи…

— Ирена ничего не сказала мне об этом, — в недоумении я пожала плечами.

— А он только сегодня с ней встречался, — за Холмогорова ответил Сергей Викторович.

— И что же Ирена? — поинтересовалась я.

— А что Ирена? — проговорил Сергей Викторович. — Она девушка неглупая. Сама решит, что ей делать. Я уверен, она примет верное решение. И даже не сомневаюсь в этом, — Пахомов бросил испепеляющий взгляд на Холмогорова.

— Все это ложь, — невозмутимо ответил тот. — Грязная клевета. Ирена моя дочь, и я имею полное право…

— А почему же вы молчали все эти годы? Ведь Ирена даже не знала, кто ее отец? — задала я справедливый вопрос.

— Маша не разрешала мне говорить, — произнес Василий Николаевич, но я не услышала в его голосе ноток искренности. — Она велела мне молчать.

— Это ложь! — не выдержав, вскричал Сергей Викторович. — Я расскажу вам, Татьяна Александровна, как все было, — он повернулся ко мне. — Мы все вместе, втроем дружили еще с института. Мы учились вместе. Маша влюбилась в Василия. Еще на первом курсе. Я тоже любил ее, но не хотел мешать им. Они начали встречаться. Мне, конечно, было больно смотреть, как им хорошо вместе, но я отошел в сторону. Но потом, когда Маша забеременела от этого… — Пахомов бросил грозный взгляд в сторону Холмогорова, от которого тот еще больше сжался, и продолжил: — Маша забеременела, аборт решила не делать. Все надеялась, что эта сволочь женится на ней. Но он испугался. А Маша так сильно любила его, что готова была простить абсолютно все. Я пытался поговорить с ней, вразумить, но она даже слушать меня не желала. Говорила, что когда Василий увидит ребенка, он обязательно переменит свое мнение. Он заберет их к себе, женится… И так далее. Но даже когда Маша родила Ирену, этот негодяй не вернулся к ней. Он прямо сказал Маше, что не собирается связывать свою жизнь с ней, что ни она, ни ее ребенок не нужны ему. Но Маша и тогда не перестала

любить его. Она жила одна. Я, как мог, поддерживал ее. Помогал. А этот… ублюдок знал, что Маша все еще продолжает любить его, и использовал ее.

— Как он ее использовал? — поинтересовалась я.

— Он приходил к ней, — Сергей Викторович исподлобья взглянул на Василия Николаевича. — Он… он использовал ее как женщину. А Маша все еще ждала и надеялась, что он по-настоящему вернется к ней. Даже его подлые поступки не смогли отвратить ее от него. Он как будто чем-то приворожил ее… — Пахомов вздохнул. — Потом он пропал куда-то на некоторое время, и я даже обрадовался. Знаете, как говорят, с глаз долой — из сердца вон. Думал, не будет Маша видеть его и забудет со временем. Сначала все так и было. Мы с ней даже начали встречаться. Ирена уже подросла немного, я полюбил ее, как родную дочь. Она тоже очень тепло относилась ко мне. Маша начала постепенно отходить от своей болезненной страсти к этому человеку, — Пахомов кивнул в сторону Холмогорова, — и я сделал ей предложение. Но тут, словно злой ангел, словно из ниоткуда, в Машиной жизни снова появился он! Он пришел через столько лет к ней и сказал, что любит ее. И Маша растаяла. Она поверила ему, хотя и ежу понятно было, что ни о какой любви с его стороны и речи быть не может. Как выяснилось позднее, с годами Василий пристрастился к игре.

— К какой игре? — не поняла я.

— Не к какой-то конкретно игре, а к игре вообще. Он стал игроком. Работать он толком нигде и не работал. А деньги на казино были нужны. Маша к тому времени уже встала на ноги, у нее был свой бизнес. И этот подонок стал спекулировать на ее давней любви к нему, на том, что у них общий ребенок. Он начал требовать у Маши деньги. Она не говорила Ирене, кто ее отец. А потом ей стало неудобно показывать Ирене такого отца, — Сергей Викторович сделал ударение на слове «такого», — Маше было просто стыдно. И она велела Василию молчать, что он отец Ирены, а сама тщательно скрывала от девочки все их встречи и вообще то, что Холмогоров существует.

— Да. Ирена и по сей день понятия не имеет, что в жизни матери последние годы был этот человек, — подтвердила я слова Пахомова.

— И она давала ему деньги, — продолжил Сергей Викторович. — Я и сам уже толком не мог понять, по какой причине. То ли потому, что продолжала любить этого мерзавца, то ли боялась, что он все расскажет Ирене… Я не знаю. Мы в последние годы виделись с Машей нечасто, но все-таки она кое-что рассказывала мне.

— Так, значит, вы обманули меня, когда сказали, что не виделись с Марией Викентьевной уже долгое время, — пожурила я Пахомова.

— В общем-то да, — потупился он. — Но я сразу понял, что произошло, и не хотел говорить вам всей правды. Я знал, что вряд ли вам удастся доказать вину Холмогорова, а потому решил…

— А потому решили свершить правосудие самостоятельно, — закончила я за Пахомова.

— Ну, да… Я знал, что он просто измотал, измучил Машу за последние годы. Он приходил все чаще и суммы требовал все крупнее. Маша давала ему деньги, боясь, что он все расскажет Ирене. Как-то я хотел сам все рассказать девочке. Тем более что она была уже взрослая и должна была все понять. Но Маша строго-настрого запретила мне даже намекать ей на это. И я послушался. Маша умела быть твердой, когда хотела. А вот рядом с этим негодяем она просто теряла контроль над собой. Знаете, это была какая-то болезненная зависимость. Она уже, наверное, даже не любила его, просто ею владела маниакальная привязанность. К тому же Василий постоянно угрожал ей, что расскажет Ирене обо всем, что станет требовать установления отцовства. А Маше было ужасно стыдно за такого отца перед дочерью, и она была готова на все, лишь бы Ирена не узнала правды.