Муж в наказание-2. Свобода любой ценой

Лорен Лена

Меня будит резкий контраст температур. Во сне мне было душно и жарко. Не додумалась я открыть балконную створку, но теперь духота сменяется освежающей волной прохлады, ложащейся на мое тело. На определенных участках это особо ощутимо. Находясь в полусонном состоянии, до меня не сразу доходит причина этому. 

Почувствовав на лице лёгкое дуновение, я резко распахиваю глаза. По-прежнему темно. Тюлевая занавеска колышется от легкого ветерка, пробирающегося в комнату.

Кто-то всё-таки открыл балкон и этот кто-то сейчас равномерно дышит мне в затылок.

Всполошившись, я разворачиваю голову, но не проходит и

секунды, как я уже растекаюсь по кровати как сливочное масло на раскаленной сковороде.

 — Это ты... — сипло произношу с блаженной улыбкой на лице, увидев за собой лежавшего Эмира.

— Я, а кто же ещё? — шепчет в ответ он, теснее прильнув ко мне. Он такой холодный.

— Где ты был? — своей рукой я накрываю его ледяную ладонь, прижатую к моему животу. Убеждаюсь, что он настоящий. Это точно не сон.

Я приподнимаю голову с подушки, смотрю на время, которое показывает пять минут одиннадцатого.

Надо же... И часу не прошло, как он вернулся. Всё-таки не зря я прислушалась к Маркусу.

— Ездил опробовать в деле байк, подаренным Гарнером.

— Байк? — удивляюсь я, рисуя в своём воображении Эмира в кожаной косухе и за рулём блестящего мощного мотоцикла.

— Недалеко от побережья я наткнулся на одно очаровательное местечко. Как-нибудь свожу тебя туда на закате.

Теперь я представляю, как мы несемся по серпантину на высоченной скорости.

Ни разу в жизни мне не доводилось кататься на мотоциклах. Не потому, что такая возможность не представлялась. Игорь однажды предлагал мне проехаться по деревне, в которой жила его бабка, но я наотрез отказалась. Не доверяла я ему настолько, чтобы отдать в его ненадежные руки свою жизнь и добровольно подвергнуть себя опасности. От одного только представления, что я сижу на заднем сиденье железного коня, мурашки бегут по мне врассыпную и сердце тут же грохается куда-то в область седалищного нерва.

— Свозишь? Меня? На байке? — оторопело произношу я, покрывшись ледяной коркой.

— Да, а что в этом такого? Или ты боишься, м?

Седые волосы к тридцати годам мне теперь точно обеспечены, но с Эмиром мне любые страхи, любые трудности ни по чем. Я доверяю ему свою жизнь, всю себя. Сейчас я готова согласиться со всем, что может предложить мне Эмир. Безоговорочно. Я бесконечно рада тому, что он дома. После случившегося за ужином я и не рассчитывала на то, что он вернётся с приподнятым настроением, но он в прекрасном расположении духа, и это тоже не может не радовать меня. Я считаю своим долгом порадовать его в ответ.

— Ох, ладно, — отвечаю я, надежно запечатывая все свои страхи на замок. — Всё, что угодно, хоть прыгнуть с парашютом, только не бросай меня так больше.

Эмир на секунду приходит в удивление.

— Прыгнуть с парашютом? Серьёзно? Ты готова пойти на такой риск? 

Уже жалею, что ляпнула это, но включать заднюю я не намерена.

— Д-да. Я м-могу, наверное.

— Безбашенная моя, — усмехается он, крепко обнимает, грозясь расплюснуть меня силой объятий.

Эмир припечатывает свои прохладные губы к моей спине, кончиком носа он ведёт по линии плеча, плавно очерчивая его, и замирает на шее. Молчит некоторое время, просто дышит мною. С большим удовольствием уснула бы так, прилипши друг к другу. Мне кажется, что Эмир и впрямь уснул, как вдруг он шепотом произносит у уха:

— Я не брошу тебя, Диана... Никогда

не брошу.

Я переворачиваюсь на другой бок, кладу голову Эмиру на грудь и наслаждаюсь успокаивающей мелодией его сердца. Мы долгое время просто упиваемся моментом спокойствия, безмолвием, ища уединение друг в друге, но никто из нас и не думает засыпать. Наверное, настала та самая минута откровений, но я всё никак не осмеливаюсь завести разговор первой, нарушив тем самым безмятежную идиллию.

— Диана, есть какая-то причина тому, что ты сейчас напряглась? — говорит он после длительного молчания, и я заставляю себя расслабиться, одновременно поражаясь тому, как ему удается читать меня по телу. — Если хочешь что-то сказать — говори. Я готов выслушать тебя.

Была не была.

— Думаешь, тем мужчиной мог быть Рифат? — начинаю я неуверенно, имея в виду мужчину, подарившему Элиф кольцо.

Эмир быстро отвечает, словно сам только об этом и думал:

— На вряд ли. Рифат младше моей матери лет на пять. Гарнер сказал, что кольцо матери подарили до их знакомства, а тогда Рифату было лет тринадцать от силы.

Я знаю только двух человек с фамилией Чалык, которые чисто гипотетически могли бы сделать предложение Элиф. Но если это не Рифат, то этим человеком мог быть...

О, мой бог..

— Значит ли это...

Не успеваю я озвучить свою бредовую мысль, как Эмир перебивает меня:

— Именно. Я склоняюсь к тому, что это был его отец. Это был Феррат Чалык. Его жена умерла ещё при родах, поэтому теоретически это очень даже возможно, но почему мать покончила с собой — это по-прежнему остаётся для меня загадкой.

Судя по рассказам Эмира, Феррат намного опасней Рифата, поэтому не так-то сложно разгадать эту загадку. Вероятно, получив отказ, Феррат так запугал бедную женщину, что она не смогла найти другого выходу, кроме как безвременно покинуть белый свет, совершенно не подумав при этом о своем сыне и о его будущем.

Тем не менее я не решаюсь озвучить свою версию вслух.

— Может, Мария что-то знает об этой ситуации? Попробуй расспросить её.

— Нет. Я же сказал, она была уверена, что кольцо ей подарил Гарнер.

Хм. Как же всё это сложно. Огромный клубок из тайн и загадок с каждым предположением становится всё более запутанней.

— А ты не думал, что она была вынуждена так сказать, чтобы не травмировать тебя ещё больше? Ну, или для того, чтобы не приплетать в эту запутанную историю чужого человека. Проще всего было сказать, что это был подарок твоего отца. А вот объяснить ребёнку, что это кольцо от совершенно другого мужчины, да ещё и не простое, а помолвочное — это уже гораздо сложнее. Этим сокрытием Мария решила избавить и тебя, и себя от лишних проблем и вопросов.

Эмир с силой зажмуривается, словно его голову пронзила нестерпимая боль. Двумя пальцами он зажимает переносицу, ослабляя болезненный импульс.

— Не знаю, — вздыхает он от безысходности. — Я не хочу сейчас думать об этом. Правда. К тому же это уже не имеет никакого значения. Прошло двадцать с лишним лет. Если Мария что-то и знала, то наверняка все эти воспоминания давным-давно забылись и покрылись толстым слоем пыли.

Быть может, Мария и забыла, но, уверена на все сто, Чалыки подобное вряд ли смогли бы забыть. Обычно у таких людей феноменальная память на всё, что хотя бы косвенно относится к мести.