Муж в наказание-2. Свобода любой ценой
Шрифт:
Игорь корчится от боли. Он зажимает между коленей руку, истекающую кровью. Похоже, я отстрелил ему несколько пальцев.
Теперь у него не так уж много выбора. Либо рулить, либо продолжать отстреливаться пока ещё здоровой рукой. Но я и её ему отстрелю, как только она покажется у меня на виду.
— Останавливай тачку! — приказываю я, шарахнув кулаком по крыше.
— Ага, щас! — выплевывает Игорь.
— У тебя же нет выбора! Останавливайся, пока я не натравил на тебя копов!
— Копами меня уже не запугать. Я доведу
Щенок.
— У тебя осталось максимум два патрона. Тебе не получится довести дело до ожидаемого конца, — давлю я.
— Разве? А как ты посмотришь на это? — ехидно он произносит, заводя дуло пистолета за себя, в сторону задних сидений.
Сердце пропускает удар. Глаза застилает неслыханная злость.
— Сука, я убью тебя! — рыкнув, я просовываю руку в салон, подцепляю ручку, тяну от себя и открываю дверь на ходу.
Я вырываю её с корнями. Вильнув, объезжаю её и слышу слабый звук выстрела. Звук, который раз и навсегда способен лишить тебя смысла жизни.
Нет. Нет... Я не мог его услышать. У него ведь глушитель. Это всего-навсего игры больного разума...
Приди в себя уже!
Я равняюсь с багажником, снимаю с себя шлем и выбрасываю его на ходу. Прячу пушку за спину, а затем аккуратно приподнимаюсь. Не делая резких движений, я ступнями встаю на сиденье.
Потоки ветра бьют в лицо, рана кровоточит сильно от выброса адреналина, ноги трясутся, но я должен это сделать. Должен!
Понятия не имею, откуда во мне берется столько сил, но у меня получается ногами оттолкнуться от сиденья настолько, что этого хватает для того, чтобы запрыгнуть на крышу машины.
Байк тотчас заваливается на бок от силы моего толчка. Позади слышится только противное скрежетание металла по асфальту.
Машина начинает вилять из стороны в сторону. Чтобы избежать падения, я удерживаюсь руками за рамы по обе стороны.
Одна пуля пронзает металл крыши, пролетает в паре сантиметров от меня, а затем я снова слышу плачь своего ребенка.
Это прибавляет мне сил. Это заставляет меня двигаться до самого конца, каким бы он ни был для меня.
У Игоря осталось один-два патрона, если конечно у него нет запасной обоймы.
Достаю пистолет, растянувшись поперек крыши. Держась носками за раму, я слегка высовываюсь, свисаю вниз головой, оцениваю местоположение сына, чтобы ненароком не задеть его. Направляю пушку в салон и быстро жму на курок, прицелившись под углом ровно в то место, куда Игорь ранил меня.
Попадаю, судя по болезненным хрипам, однако скорость по-прежнему не снижается.
Я целюсь ещё раз, но запястье пронзает невыносимая боль от пули, проходящей навылет. Пистолет вываливается из руки, падая Игорю на колени.
Я теперь обезоружен.
Сейчас или никогда.
Подтянувшись руками, я уже практически наполовину свисаю над асфальтом. Держусь одной рукой, а вторую сжимаю
— Тормози или я выброшу тебя на скорости! — ору я.
— Я ещё не готов сдаваться! — харкает он, сплевывая в мою сторону кровь.
— Так я тебе помогу в этом!
На глаза попадается рана, из которой сочится кровь. Я с силой давлю на нее большим пальцем, чувствуя горячую кровь, стекающую по моей руке вниз.
Он орет как резанный, морщится от боли, пытаясь убрать мою руку с пулевого ранения. В конечном счете машина теряет управление. Её ведет в сторону. Мы медленно съезжаем с дороги, направляясь прямиком в овраг с поросшей травой.
Пока тачка не перевернулась, я возвращаю себе пистолет и оглушаю его им, приложившись прикладом по виску. Ещё один удар — и Игорь отключается. Он мордой заваливается на руль, пуская кровавые пузыри.
Низкая скорость позволяет меня спрыгнуть с крыши. Оказавшись на земле, я дергаю за ручной тормоз и машина останавливается в считанных сантиметрах от падения в овраг.
— Подохни, не приходя в сознание. Тебе же будет лучше, — выплевываю я, тяжело дыша.
Я вываливаю его тушу из салона на землю. Достаю из замка зажигания ключи, кладу в карман, и за ноги волоку Игоря за машину.
Я запрокидываю его бессознательное тело на плечо, бросаю в багажник и закрываю крышку на замок.
Опершись руками о крышку багажника, я восстанавливаю дыхание одновременно с этим просчитывая в уме дальнейшие риски.
Я выдохся, но у меня остались ещё силы взять на руки своего ребенка. Марк не перестает плакать ни на секунду.
Однако стоит мне прижать его к своей груди, как он тут же успокаивается.
К счастью, на нем нет ни единой царапины, но он обессилен из-за непрекращающейся истерики.
— Все хорошо, родной. Скоро мы поедем к мамочке. Только дай папе пять минут, хорошо? Плохого дядю просто так оставлять нельзя.
Я стираю его с покрасневшего лица слезы и целую в макушку.
Как только вижу на его лице намек на улыбку, я сажаю его на пассажирское сиденье рядом с собой. Отрываю от своей футболки лоскут ткани и перевязываю им простреленную руку. Я завожу мотор, разворачиваю машину и следую в сторону заброшенной фабрики.
Меня с Игорем ждет разговор. И что-то подсказывает мне, он будет чрезвычайно коротким...
Как только вижу на его лице намек на улыбку, я сажаю его на пассажирское сиденье рядом с собой. Отрываю от своей футболки лоскут ткани и перевязываю им простреленную руку. Я завожу мотор, разворачиваю машину и следую в сторону заброшенной фабрики.
Меня с Игорем ждет разговор. И что-то подсказывает мне, он будет чрезвычайно коротким...
36. Ещё не конец