Муж. Любовник. Чужой. Часть 1
Шрифт:
– Признался, что любовь у них с потерпевшей была в институте. Но клянётся, не знал, что она, беременная от него, за Маглакелидзе вышла. Сокрушался, зачем так она с ним поступила. Но, Андрей Анатольевич, мы же после вас ещё кое-то раскопали! Муж покойной в вещах её нашёл телефон, а там – сообщения. Одно – полученное, и другое отправленное в ответ. Отправлены незадолго до происшествия, утром. Номера, правда, левые, но там однозначно – имя, фамилия! Типа, Лена, бросай своего рогатого и уходи ко мне. Или сдам тебя. Или что-то в этом роде. И ответ – Барташов проклинаю день,
– Да? Странно, как мои пропустили такие важные улики, – удивился Андрей, – Надо будет Алексея взгреть, что плохо искали. Где же они были спрятаны?
– Да я не помню, в протоколе указано.
– По срокам пробили – не левые сообщения?
– Всё пробили. Время, всё остальное, всё подлинное, – заверил зампрокурора, – Да не беспокойтесь вы, Андрей Анатольевич. Не на этих же сообщениях схема обвинения строится.
Участников слушания пригласили в зал. Заместитель прокурора занял трибуну обвинителей.
– Дай на сообщения взглянуть, – прошептал Андрей, подсев к нему.
Андрей прочитал копии текстов сообщений: «Лена бросай своего козла и уходи ко мне а то сдам тебя», «Барташов проклинаю день когда мы переспали». Знаки препинания в обоих посланиях отсутствовали. Однозначно. Банально. Если не сказать, пошло.
Судья начала заседание:
– Обвиняемый, что можете сказать в свою защиту?
Андрей не видел Барташова месяца два, спустя полгода почти ежедневного общения на следствии. Тот осунулся, постарел, старался не поднимать взгляда. Андрей не понимал, почему Барташов до сих пор не признался. Интеллигентные люди обычно стремятся очистить совесть. Да и улик против Барташова достаточно. Андрей снова посмотрел на сообщения. Примитивный набор слов загипнотизировал его. Андрей перестал слушать, что говорилось в зале. Как до его слуха донеслось:
– Ты снилась мне беременной, и вот, проживши столько лет с тобой в разлуке, я чувствовал вину свою…
Андрей не слышал, чтобы Барташов читал стихи, и был приятно удивлён. Барташов декламировал тихо и внятно. Стихотворение звучало, как исповедь, а не как творение чужого ума.
– Обвиняемый, здесь вам не изба-читальня, – громко оборвала Барташова судья, – Или решили напоследок невменяемого перед судом разыграть?
Андрей, оставаясь под впечатлением произнесённых Барташовым строк, перевёл взгляд на судью. Барташов, по-прежнему глядя в пол, тихо произнёс:
– Я это стихотворение запомнил уже не помню и когда с первого раза, едва услышал. Почему-то. Мы же учились на филфаке, и я много знаю стихов. Но этого никогда не любил и не понимал. Я двадцать лет ничего не знал. Зачем ты так со мной, Леночка?
Андрей сам раскопал, что погибшая жена Маглакелидзе была студенческой любовью Барташова на филологическом факультете двадцать лет назад. Андрей удивлённо взглянул на копии текстов сообщений, но тут его мысли оборвал мужской грубый возглас.
– Я хотел бы попросить премногоуважаемый суд, – заговорил вместо адвоката защиты муж погибшей, –
– Сторона обвинения, попрошу выбирать выражения, – указала судья.
– Я не побоюсь этого слова, – продолжил Маглакелидзе, – Доведшего мою жену до самоубийства.
– Прокурор, – зашептал Андрей, – Мне нужно кое-что перепроверить. Придержи суд на пару дней. Отсрочку попроси, что ли. На выявление вновь вскрывшихся обстоятельств.
– Что это мне интересно у вас вскрылось? – шёпотом возмутился прокурор, – И когда?
– Давай делай, – указал ему Андрей, – Благодарить ещё будешь.
– Сторона обвинения, у вас есть что добавить по делу? – спросила судья.
Прокурор поднялся и произнёс, не скрывая неудовольствия:
– Уважаемый суд, обвинение просит ещё сутки на выяснение вновь вскрывшихся обстоятельств.
– Что это у вас вдруг вскрылось? И когда? – проворчала судья, однако, возражать не стала, – Адвокат обвиняемого, возражений нет? Слушание состоится послезавтра в девять утра. Заседание окончено.
– Андрей, ты что? – напустился на Андрея заместитель, когда они вышли, – Не мог раньше сказать? Ещё на крыльце? Собственное дело хочешь развалить? Или ты с указанием явился? Надо было тогда предупредить.
– Каким ещё указанием? И почему развалить? Ты же не теряешь ничего. Сам сказал, что дело подбито чётко, осудят мужика. А мне надо кое-что перепроверить.
Андрей вернулся в свой кабинет, взял копии протоколов допросов свидетелей по делу Маглакелидзе из сейфа, которые могли быть нужны для экспертизы, и отправился к криминалисту. Криминалист выслушал подозрения Андрея и согласился выдать заключение к вечеру следующего дня, так как слышал о громком деле. Оставив запрос и документы, Андрей поспешил домой.
Глава 4
Алёна, одетая в короткое красное платье, крутилась в прихожей перед зеркалом и фотографировалась.
– Зацени, как моё новое платье подходит к рубину, – жена кокетливо отставила в сторону палец с кольцом.
– А то, которое я подарил три года назад – ни разу ещё не надевала. Царицы носили. Забываю всё время название, – Андрей смерил взглядом подарок тёщи на свадьбу и перевёл взгляд на платье жены. Платье было точь-в-точь платьем на подозреваемой женщине из его утреннего сна.
– Турмалин, Андрюш, – напомнила жена, – Два камня на руке, сам понимаешь, перебор. И потом, на твоём такой сложный оттенок. Но я обязательно подберу к нему что-нибудь, надо только заняться.
Алёна надела туфли на каблуках и сделала очередной кадр через зеркало. Пока она рассматривала изображение на экране, Андрей подошёл сзади, нырнул руками в глубокие проймы её наряда и нащупал руками груди, нашёптывая:
– Алён, может, ну его, ресторан этот?
– Андрей, ну ты что? – Алёна вывернулась из объятий и принялась расправлять одежду, – Ты обещал ресторан. И потом, ты забыл, что доктор сказала? Сейчас шанс большой, а утром у нас было два раза, помнишь? Так что вечером лучше не надо.