Муж. Любовник. Чужой

Дорогова Виктория

– Андрей Анатольевич, отравление, – отозвался помощник. – Яд – гиосцин.

– Гио – что? Впервые слышу такой. Что за хрень?

– Не хрень, а что-то вроде скополамина или даже он сам, эксперт объяснял, я так и не понял. Подсыпали в кофе. То есть подлили.

– Скополамин? – Андрей подумал. – Который «сыворотка правды»? Он же запрещён в половине мира.

– Скополамин запрещён, а гиосцин этот – нет. В аптеке не купишь, конечно, но достать в принципе можно. Эксперт говорит, жертве влили немного водицы с немеряной дозой разведённого

препарата. Сказал, раствор специально готовили, потому что не бывает в природе такой концентрации.

– Когда заключение по отпечаткам будет?

– Криминалист сказал, не раньше начала недели. Перебои с фиксатором, говорит. Попросить ускориться?

– Да, Лёш, попроси. Пусть придумает что-нибудь. Скажи, главный давит или ещё что-нибудь. Ты мне свидетельниц организовал на сегодня?

– Ребята возьмут у них пальцы, часам к десяти к вам.

– После них нужна мать потерпевшей. И ещё разыщи гражданку… – Андрей зачитал из протокола допроса фамилию, – что была назначена Агеевой к восьми утра и которой Диана Сергеевна отменила приём. Узнай почему.

Андрей посмотрел на часы, до десяти оставалось немного, достал справочник ядов.

– Гиосцин. Название вообще незнакомое. Вот он. Наркотическое вещество, аналог скополамина, без вкуса, цвета и запаха, по механизму воздействия близок к м-холиноблокаторам. Помнить бы ещё, что это такое. А вот, атропиноподобное действие. Список «В». Применяется для обезболивания и купирования приступов эпилепсии. Чрезвычайно токсичен. Зафиксированы случаи сильного отравления при попадании препарата в организм через кожу. Ого! При превышении дозы человек сначала засыпает, и, если не оказана вовремя помощь, возможен летальный исход. Хорошенькое – «возможен»! – Андрей захлопнул книгу. – Удобное отравляющее вещество. Достать только сложно. Ну и кто у нас имеет доступ к лекарствам? Правильно, медики.

Ожил телефон внутренней связи.

– Приглашайте, – ответил Андрей и приготовил листы протокола.

Дверь открылась. В кабинет неуверенной походкой зашла чуть сгорбленная старушка, одетая в вязаную кофту, перехваченную вместо пояска простой бельевой верёвкой. На локте у старушки болталась авоська.

– Иванова Агриппина Ивановна? – Андрей поздоровался, вышел из-за стола и помог женщине сесть.

– Здравствуй, здравствуй, мне к твоему старшему. – Старушка прищурилась, отчего её глазки за толстыми стёклами превратились в две галочки.

– Руководитель следствия в отпуске. – Андрей поправил свою почти невесомую оправу.

– В каком ещё отпуске, – свидетельница достала повестку и прочитала с вытянутой руки, сдвинув оправу на лоб: – когда здесь по-русски указано: «старший следователь Андреев А. А.»?

– Андреев А. А. – это я.

Женщина осмотрела его, убрала повестку и опустила очки на глаза:

– А поболе опытного в целой прокуратуре не сыскалось?

– Вообще-то я начальник отдела, и мне лично доверили расследовать

это сложное дело. Вас что не устраивает?

– Да всё меня устраивает, – недовольно заметила Иванова и вдруг с напором добавила: – Такую страну погубили. А я – человек пожилой! Войну прошла.

Андрей недоверчиво перепроверил анкету свидетельницы:

– При чём здесь страна, Агриппина Ивановна? И какую войну? Когда вы в сорок третьем родились?

– И родилась! – вспылила свидетельница. – Что мне довелось пережить, такого никому не приведи господь! Но этакого позора отродясь не доводилось. Милиция приезжает и увозит меня на глазах у людей, словно какую прости господи.

– Машину прислали для вашего удобства, Агриппина Ивановна, чтобы вам прибыть вовремя.

– Спасибо тебе за этакое за удобство! Нечто я сама не доберусь? Я, чай, не инвалид! Сама, почитай, почти сорок лет в медицине оттрубила. Сколько через мои руки прошло! Скольких я на ноги поставила!

Андрей снова глянул в анкету:

– Вы же всю жизнь в психлечебнице работали, Агриппина Ивановна?

– Нечто там не люди лежат? – возмутилась та. – Для чего я там сорок лет с лишним вот этим горбом, – свидетельница хлопнула себя ниже затылка, – горбатилась? Чтоб позор этакий выносить?

– Да в чём позор-то? – возмутился Андрей.

– Что обо мне станут судачить соседи, ты знаешь? Вовек не отмыться! А в чём я виновата?

– Извините, Агриппина Ивановна, но таков порядок, – строго сказал Андрей. – Паспорт давайте.

Иванова, пошарив в авоське, подала документ. Андрей деловито взглянул на неё и на фотографию, открыл страницу прописки и переписал адрес в протокол.

– Вчера уже всё рассказала, – негромко ворчала Иванова, пока он записывал. – Где надо, роспись проставила. А сегодня ещё и руки измазали, будто какой прости господи, а я – человек пожилой!

– Таков протокол. – Андрей вернул паспорт.

– И что он даёт, протокол твой? – возмутилась та громче. – Ежели вы невиновному человеку руки чернилами вымажете, поможет это преступника отыскать? Бесполезная работа, как я погляжу.

– Почему же бесполезная? Сравнит эксперт ваши отпечатки с отпечатками на месте происшествия и напишет заключение, что вы, Агриппина Ивановна, невиновны.

– Как будто это и так неясно. – Свидетельница прошлась рукой по без того гладко зачёсанным волосам.

– Вы в курсе, почему вас привезли? – начал Андрей, по опыту предполагая, что от показаний старухи толка не будет.

– Нечто ты сам не знаешь, над чем работаешь? – буркнула Иванова.

– Так почему?

– Убили кого-то у зубного, где я была. Доктора ихнюю, что ли.

– Что можете рассказать о погибшей – Пыжиковой Янине Леванидовне?

– О ком? – спросила старуха. – Знать не знаю такую.

Андрей изумился:

– Так вы были в стоматологическом кабинете по улице Двадцать второго партсъезда тринадцатого числа?