Мужчина без чести
Шрифт:
– Эдвард, пожалуйста, – миссис Каллен предпринимает вторую попытку, глотая слезы, – я не хотела, чтобы он снова думал… ты же знаешь, я не хотела ссорить вас опять… прости, ну пожалуйста, пожалуйста, прости меня!
– Сейчас же верни Элис деньги.
– Да, да, конечно, – Белла поспешно оглядывается в поисках своего телефона, быстро-быстро кивая, – я верну, сегодня же. Только не обижайся на меня…
Она выглядит невыразимо хрупкой сейчас. Волосы спутались, потускнели, кожа из бледной приобрела едва ли не сероватый
Но даже этого сегодня слишком мало, дабы остановить Эдварда.
– Куда ты? – испуганно зовет жена, догоняя его, когда идет к двери.
Не отвечает. Даже не думает.
– Эдвард, – умоляюще заглядывает в глаза, хватая за рукав наспех накинутого пальто, – не надо… не надо, пожалуйста!
Панически боится его ухода, как совсем недавно он боялся ее. Между ними есть различие, он был прав. И это различие не в поле, а в отношении.
Она осталась бы, даже если бы была зла, как черт. Даже если бы он предал ее, что едва не сделал вчера, осталась.
А он нет. Для него это было слишком сложно, как бы эгоистично подобное ни прозвучало.
Кажется, Белла начинает понимать это. Отпускает его руку. Обреченно становится возле стены.
– Не бросай меня, – предпринимая последнюю попытку, тихонько просит, цепляя серый взгляд.
Но услышав хлопок двери, закрывает глаза руками. Плачет.
*
У Эдварда болит голова, а во рту сухо. Его пальцы, что есть мочи сжавшие ручки скамейки, дрожат. И дождик, моросящий не меньше часа, постепенно пробирается под пальто. Вынуждает мерзнуть.
Мужчина не решается шевельнуться или вздохнуть. Не решается попытаться подняться и уйти… вернуться домой.
С замиранием сердца каждый раз, когда рядом слышится незнакомый голос, он шумно сглатывает, усилием воли сдерживая крик.
На центральной аллее, расположившейся в километре от их дома, давно зажглись фонари. Лавки закрылись, латки пропали, а фонари – зажглись. И никого, кроме них и горящих окон сверху, здесь не должно было быть, Каллен знал. Потому и пришел сюда. Потому и выбрал это место.
Заняв крайнюю скамейку и с любопытством наблюдая, как отражаются в луже фонари здесь и на соседней улице, он успокаивал дыхание, делая глубокие вдохи-выдохи и заново проигрывал недавний разговор с отцом. По строчкам. По фразам. По буквам.
Карлайл никогда не был им доволен. Ни в детстве, ни сейчас – хотя уверял, что любил. Так почему же теперь это воспринимается так болезненно? Почему и без того стертая в порошок мужественность еще что-то да значит? Или это все из-за Беллы? Из-за ее несдержанного обещания?
Эдвард не может понять. Не может, потому что не привык к тому, что после беседы с Карлайлом глаза щиплют слезы, а в горле неприятно першит.
Пару раз за это время Каллен намеревался позвонить отцу. Позвонить и, поддавшись глупому порыву, высказать все, что о нем думает. И те же пару раз, поворачивая на полпути – сбрасывая вызов, – оставлял эту затею.
Не решался.
«Ты не в состоянии прийти на праздник к брату из-за работы».
Из-за работы… господи, лучше бы это была работа. Лучше все вокруг было работой, от которой можно отказаться и про которую можно было бы забыть. Он бы с непередаваемым удовольствием написал заявление об увольнении и разделался с этим раз и навсегда.
Но не выйдет. Но невозможно.
Дома ждет Белла, в стеклянном офисе – Элиот Паркер, а за сотню километров – семья. Они все претендуют на его внимание, и ни от кого из них он не в состоянии отказаться. Никак.
С его ухода прошло уже часа три, на улице потемнело, похолодало, и дождь усилился. Белла, наверное, волнуется, и это, несмотря на то, что горечь от поступка жены витает в сознании, заставляет Каллена подумать о возвращении.
Он трижды смотрит на дисплей своего телефона и каждый раз подмечает, что никому, кроме девушки, позвонить не может. И ни к кому больше не может прийти сейчас, среди ночи, чтобы как следует выплакаться.
Эсми он напугает, да и до нее нужно доехать. А там Карлайл. А там – очередной упрек.
Эммет наверняка в баре. А если не в баре, то с девушкой. А если не с девушкой, то вряд ли в состоянии после вчерашней вечерники – а их на неделе много – принимать гостей.
Друзья?.. Мужчины – их главный недостаток.
Так что, в конце концов, зажмурившись и вдоволь надышавшись зимним воздухом, Каллен собирается медленно направиться вдоль аллеи назад, к подъезду.
Но планы неожиданно рушатся.
Они всегда, к слову, рушатся неожиданно.
Как и восемнадцатого.
На его скамейку – именно на его, хотя вокруг полным-полно пустых, – на край садится незнакомец. Фигура в серой куртке и с телефоном. Фигура, закуривающая длинную тонкую сигарету и что-то приглушенно обсуждающая. Легонький дымок, вырывающийся с каждым его выдохом, душит не хуже ядовитого пара.
Застыв на своем месте, как каменное изваяние, Эдвард считает секунды, а затем и минуты, сдерживая возгласы. Здесь темно – от фонарей свет тусклый, – холодно и безлюдно. Здесь, как и тогда, просыпается ошеломляющее ощущение беспомощности. Он снова один и снова – в западне. Белла далеко, прохожие – далеко, а на часах время уже близится к десяти. И пусть здесь есть пару окон – много времени для желаемого никому не понадобится. Теперь, к огромнейшему сожалению, мистеру Каллену это известно.
Он не готов принять свою участь, но готов с ней смириться.