Мужчина без чести
Шрифт:
Все это время Белла, прикусив губу, ждет у окна, но как только слышит хлопок двери, оборачивается. Быстрым шагом, закинув на плечо сумочку, идет к мужу. Останавливается на расстоянии двадцати сантиметров.
Робко улыбается, стирая с лица все волнение, какое уже достаточно уютно на нем обосновалось.
– Привет.
– Привет, - отвечает Эдвард. Смотрит в карие глаза, испуганные и растерянные, и сглатывает. Достаточно шумно.
Белла терпеливо ждет, скажет ли он еще что-нибудь. Подойдет ли к ней, обнимет… потребует
Полная отстраненность.
– Поехали домой, - в конце концов шепчет миссис Каллен, кивая на гостеприимно раскрытые двойные двери наружу, к лестнице и к выходу из клиники. До побелевших костяшек стискивает кожаный ремешок сумки.
Но взять мужа за руку не решается. Даже не пробует.
Умная девочка…
*
Пряжка большая и металлическая. Пряжка такая же, как на старом дедушкином ремне отца. А сам ремень кожаный. Настолько же грубый, насколько Его шершавые руки. Они сжимают. Они не дают дышать.
– Мистер Каллен, - зовет Она, представляясь, - меня зовут Кэролайн Сурс.
Ее настоящее лицо соответствует фотографии. Разве что сегодня на голове светло-синий обруч, а тени из фиолетовых стали голубыми.
Резкий выдох и глубокий спасительный вдох. А потом, сжав зубы, шипение. И отвратительнейшее теплое тело, вжавшееся в него. Кирпичи наоборот, холодные. Контраст непередаваем.
– Переодевайтесь и ложитесь на кушетку, мистер Каллен.
Зеленая сорочка, ждущая своего часа специально для него, и ширма из плотной ткани в двух шагах. Не надо искать, не надо думать лишнего. Чисто механические человеческие действия.
Медсестра, дабы не смущать и без того смущенного пациента, занимает свой уголок за письменным столом. Готовит бланки, рассматривая принесенные данные.
Синие буквы граффити. Грязного граффити, который уже и не помнится, кто нарисовал. Плохое слово. Нецензурное. Но, стоит признать, правильное. Правильное для того, что, судя по нарастающему давлению сзади, Он готовится пустить в ход.
– Вся процедура займет около получаса, мистер Каллен, - терпеливо объясняет доктор, пока он дрожащими пальцами расправляется с пуговицами джинсов. Рубашка, нижнее белье… сорочка холодная. На коже оправданно появляются мурашки.
Звук, сопровождающий расстегивание маленькой молнии, – громче биения сердца Эдварда в собственном горле. Неминуемо и неизбежно Он надвигается, с насмешкой сообщая о том, чем займется. Его голос низкий и хриплый. Его голос хриплый от вида Эдварда…
– Дышите глубже и ровнее, пожалуйста, - советует Она, когда мужчина по наказу медсестры занимает требуемую позу на кушетке. Как предлагала Белла, думает о чайках, осьминогах и медузах. Правда, всего полминуты – на большее
Грязная ладонь зажимает рот.
Воздух! Воздух!.. Хоть каплю… нечем… незачем… сейчас… уже сейчас…
Белые стены. Во всем кабинете белые стены. Настолько белые, что рябят в глазах. Белла бы сказала, для неконфликтности. Белла бы предложила повесить парочку картин в ярких рамках – или темных рамках, – чтобы выделялись и не было так светло. Но Кэролайн, похоже, снежное царство не смущает. Она невозмутимо моет руки каким-то дорогим мылом с антисептиком и готовится надеть полупрозрачные резиновые перчатки, терпеливо ждущие в коробке рядом.
По плечам. Пальцы по плечам. Короткие и мозолистые. Ногти длинные, с каемкой из грязи. Одна рука уверенно держит его, а вторая, играя и подразнивая, крадется ниже и ниже. Это не просто так. Это не просто для результата. Важен сам процесс…
У нее довольно мягкий и ласковый голос. Не сравнится с беллиным, конечно, но все же лучше любого мужского. На ней светлый чистый халат, а ее смоляные волосы выгодно оттеняют ровный цвет кожи. В глазах – профессионализм. В глазах – невозмутимость.
– Начнем с внешнего осмотра, мистер Каллен.
Его губы оставляют после себя мокрую дорожку на коже мужчины. Они твердые и холодные, поэтому ощущения от подобных поцелуев соответствующее. Кажется, в том месте, где располагается слюна, кислота медленно разъедает внешние покровы.
А мозолистые пальцы уже у него за поясом. Уже сжимают кожу… внизу.
Эдвард не помнит, чтобы даже в детстве, когда получал жесточайшее, по меркам бабушки, наказание, в минуту величайшего страха лежал так неподвижно. И это при том, что колотит будто в лихорадке. Еще только зубы друг о друга не стучат, но до этого уже не так далеко.
Изящные пальцы, короткие круглые ноготки которых проглядывают сквозь тонкую резину перчатки красным маревом, поднимают край выданной ему зеленой сорочки.
Эти штаны сидели на нем плотно и тесно. Очень плотно и тесно, даже слишком… а Он, не особо напрягаясь, сумел, не расстегивая замка, стянуть их вниз. Резко и болезненно, но, стоит признать, профессионально.
Эдвард что есть мочи стискивает зубы. Они скоро треснут.
– Расслабьтесь, мистер Каллен, - спокойно советует доктор, никак не поражаясь его реакции, - так нам обоим будет проще.
И терпеливо ждет, пока пациент послушает. Ждать – в ее компетенции.
«Белоснежный – говорил Он, наслаждаясь зрелищем – белоснежный мальчик». И улыбался своей ядовитой пьяной улыбкой.
– Скорее всего это анальная трещина, мистер Каллен, - пару минут спустя, когда он все-таки выполняет просьбу, заявляет Кэролайн, отходя от задней части кушетки. Мужчина съеживается скорее машинально, чем осознанно. И дрожь ощущается уже гораздо сильнее.
Слова о какой-то анестезии он попросту не слышит.