Мужчина и женщина в эпоху динозавров
Шрифт:
— Судя по твоим рассказам, — сказала Леся, — она эту тетку ненавидела.
Нат сказал, что это правда, но тем не менее тетя в жизни Элизабет сыграла важную роль. По его мнению, сыграть важную роль не значит обязательно повлиять к лучшему; значит — просто повлиять, с силой воздействовать, сообщить импульс, а тетя, несомненно, воздействовала с силой.
— У меня для тебя новость, — сказала Леся. — Элизабет нужна твоя поддержка, как монашке сиськи. Я еще не видала человека, который бы так мало нуждался в поддержке, как Элизабет.
Нат сказал, что видимость обманчива и что, по его мнению, после двенадцати лет брака с Элизабет он лучше может судить,
— А у кого счастливое? — спросила Леся. — У кого из нас не было несчастного детства? Что в этом такого особенного? — Если его так интересует несчастное детство, она может рассказать ему про свое. Хотя, если вдуматься, скорее не может, потому что ничего интересного в ее несчастном детстве не происходило. Она знала, что ее история не может равняться с душераздирающей повестью о детстве Элизабет, про которое Нат рассказал ей по кусочкам. В конкурсе на самое несчастное детство Леся однозначно проигрывает.
Нат сказал, что, по его мнению, им не стоит повышать голос, надо подумать о детях.
Леся подумала о детях, и ей увиделось расплывчатое пятно. По правде сказать, хотя девочки бывают у нее в доме почти каждые выходные, она не отличит одну от другой, так редко она смотрит прямо на них. Она их не то чтобы не любит; она их просто боится. Они, со своей стороны, действуют в обход. Они берут без спросу ее рубашки и пояса — Нат сказал, это значит, что они смирились с ее существованием. Они смешивают себе какао с молоком и мороженым, бросают немытые стаканы по всему дому, бурые опивки затвердевают на дне, и Леся находит эти стаканы в понедельник-вторник, когда дети уже отбыли домой. Нат сказал, что Леся должна обращаться прямо к детям, если у нее есть какие-то замечания, но она не такая дура. Если она когда-нибудь так сделает, Нат возмутится. Хотя надо сказать, что обе девочки всегда были с ней безукоризненно вежливы, и Леся знает, что им так велено. Без сомнения, велено обоими родителями. Дети не были двумя отдельными людьми, они были собирательным существительным, одним словом. Дети. Он думал, стоит ему произнести заклинание «Дети» — и она заткнется, как по волшебству.
К черту детей, — безрассудно сказала она.
Я понимаю, что ты так и чувствуешь, — произнес Нат со снисходительно-страдальческим видом.
Ей бы дать задний ход, объяснить, что она ничего такого не имела в виду. Раньше она часто так делала. Но на этот раз она ничего не сказала. Слишком рассердилась. Если бы она попыталась сказать хоть что-нибудь, у нее изо рта вылетели бы бабушкины ругательства: «Исусова жопа, кусок говна! Чтоб у тебя жопа отвалилась! Чтоб ты сдох!»
Она взбежала по лестнице в ванную, грохая сапогами по голым доскам ступеней, наплевать, если детям слышно, и заперлась изнутри. Ее осенило: она сейчас покончит жизнь самоубийством. Она сама удивилась: раньше ей никогда ничего подобного не приходило в голову. Люди вроде Криса были для нее загадкой. Но теперь наконец она понимала, почему Крис так поступил: все из-за этого гнева и, еще хуже, из страха оказаться ничем. Элизабет и ей подобные делают из тебя ничто, убирают тебя, как промокашка кляксу; Нат и ему подобные превратят тебя в ничто, просто не обращая на тебя внимания. Для тебя привычки других людей могут оказаться смертельными. Крис умер не из-за любви. Он хотел стать событием, и стал.
Она опустилась на колени возле ванны, сжимая в руке нож, который захватила с кухонного стола, пробегая мимо. К несчастью, нож оказался фруктовым. Придется пилить, а не резать, а это не совсем то, что она имела в виду. Но конечный результат один. Нат взломает дверь, когда наконец соберется, и найдет ее — она будет плавать в розовом море. Леся знает, что в теплой воде кровь вытекает быстрее. Он почует соленый запах, запах мертвой птицы. Что он тогда сделает? У него в руках будет восковая кукла с невидящими глазами.
Леся решила, что ей этого совсем не хочется. Немного подумав, она спрятала фруктовый нож в аптечку. Нат даже не видел, что она взяла нож; иначе он сейчас ломился бы в дверь. (Разве не так?) Но она была еще сердита. Полная решимости, она взяла зелененький пластмассовый футлярчик с противозачаточными таблетками и спустила содержимое в унитаз. Когда Нат пришел в постель, она повернулась к нему и обняла, будто простила. Если ключевое слово — дети, если иметь детей — единственный способ перестать быть невидимкой, значит, она их, черт побери, заведет.
Утром она все еще не раскаялась. Она знала, что мстить нехорошо, а мстить таким способом — ужасно, год назад ей бы и в голову не пришло, что она на такое способна. Конечно, из ребенка, зачатого в такой злости, ничего хорошего не получится. У Леси родится живой атавизм, рептилия, мутант, в чешуе и с маленьким рогом на рыле. Теоретически она давно знала, что человек опасен для вселенной, что он — зловредная обезьяна, завистливая, разрушительная, злонамеренная. Но только теоретически. В глубине души она всегда верила, что, если человек увидит свои поступки со стороны, он перестанет так поступать. Теперь она знает, что это неправда.
Она не раскается. Нат, не ведая, что таит для него в запасе будущее, ел кукурузные хлопья и поддерживал разговор. Он заметил, что идет дождь. Леся, жуя кекс с отрубями, глядела на него из-под волос, закрывших лицо, взглядом фатума — мрачно, оценивающе. Когда ее тело нанесет удар?
— Я только хочу, чтоб ты знал, — сказала она, давая понять, что еще на свободе, ее еще не поймали и не умилостивили, — если ты умрешь, твое тело отправится к Элизабет. Я пошлю ей твое тело в ящике. В конце концов, она все еще твоя жена.
Нат решил, что это шутка.
Спиралью вниз по лестнице, руки тихо лежат в карманах плаща, Леся колеблется. У нее узкий таз, она умрет родами, она совсем не умеет обращаться с детьми, что станется с ее работой? Даже если Нат будет работать на полставки, им все равно не хватит денег. Еще не поздно, еще ничего не могло случиться. Она откроет новую пачку таблеток, примет две штуки сразу и горячую ванну, и все пойдет как раньше.
Но потом она думает: на этот раз — нет. Ей больше не хочется эпизодов с фруктовым ножом, плановых или случайных.
Под золотым куполом, опустив голову, направляясь к двери, она вдруг чувствует чье-то прикосновение. Нат, думает она в мгновенной надежде, пришел мириться, капитулировать, принес ей возможность безболезненного выхода из ситуации. Но это Уильям.
— Я случайно зашел в Музей, — говорит он, — и решил, что неплохо будет с тобой поговорить.
Леся прекрасно знает, что Уильям никогда и нигде не оказывается случайно, тем более в Музее. Милый, насквозь понятный Уильям, чьи мысли так же легко читать, как телефонный справочник: все по алфавиту. Он хотел что-то сказать Лесе и вот пришел, чтобы это сказать. Он не позвонил предварительно, потому что боялся, что она откажется с ним повидаться. Верно, она отказалась бы. Но теперь она улыбается, ухмыляется.