Мужчина моей судьбы
Шрифт:
Я, конечно, не умела ловить удары сердца на расстоянии, но связь между близнецами тоже ведь что-то значит. И теперь мое сердце просто вопило: «Он жив. Жив». Вот выберемся отсюда, найдем Йора, и этот хитропоп… чрезвычайно хитроумный недоэльф мне все не расскажет.
«Не отстану от него, пока не признается», — повторяла я как заклинание, сжимая кулаки и ускоряя шаг, чтобы поскорее добраться до выхода.
А Саллер… У него тоже, наверняка, было, о чем подумать. Всю жизнь считать Стража Подземных дорог невменяемым полуразумным монстром и неожиданно встретить вместо
Вот и сейчас он сосредоточенно хмурился и явно о чем-то размышлял.
Наконец тоннель закончился. Мы раздвинули оплетавшие арку лианы и вышли на небольшой скальный выступ — круглую гладкую площадку, от которой, петляя, сбегала вниз узкая, вымощенная серыми плитами тропинка.
Несколько последних шагов — и я остановилась на краю обрыва. Там, под нами, зажатая между отвесными склонами гор, сверкающей на солнце чашей лежала зеленая долина. Колыхались кроны деревьев, что-то очень важное обсуждали порхающие с ветки на ветку разноцветные птицы, серебряной змейкой блестела лента реки. Красота!
— Мири, — поторопил Рэм. — Идем.
Дорожка была пологой, но очень уж извилистой и неровной. Она то упиралась в каменную глыбу, которую приходилось обходить, то лопалась выбоиной, а то и вовсе превращалась в ступеньки. Мы уже почти спустились, когда тропинка вдруг расползлась сквозной трещиной, широкой и довольно глубокой.
Герцог первым оказался на другой стороне, повернулся, протягивая руку. Ухватилась за его пальцы, прыгнула, и мужчина тут же подхватил меня, помогая удержать равновесие.
Наверное, я сама подалась вперед… не помню… Единственное, что осталось в памяти — ладони Саллера, которые скользят по моей спине, заключая в крепкие объятия. Его пальцы чуть подрагивали и были прохладными, но в тех местах, где они касались кожи, даже сквозь платье, она начинала гореть.
Посмотрела на Рэма, и… в тот же миг окружающий мир перестал существовать. Черные глаза потемнели еще больше, превратившись в бездонные омуты, — и я не удержалась на краю, сорвалась. Полетела в эту манящую бездну, чувствуя, как все сильнее и сильнее кружится голова.
Жадный взгляд прошелся по моему лицу… остановился на губах, и герцог осторожно, едва дотрагиваясь, провел по ним подушечкой большого пальца. Легкое, невесомое движение, которое оставило после себя обжигающий след.
От острого желания, растекшегося по телу, пересохло в горле. Закрыла глаза и тут же услышала, как Рэм судорожно вздохнул… Или это сделала я?.. А потом его губы медленно, нежно-нежно коснулись моих… оторвались, дразня горячим дыханием… И вновь накрыли мой рот, целуя так чувственно и сладко, что замерло сердце.
Вцепилась пальцами в широкие плечи, прильнула теснее, пьянея от ощущения его возбужденной плоти. В ответ Рэм тихо застонал, руки его скользнули вниз, стиснули ягодицы, почти приподнимая меня и с силой впечатывая в твердое напряженное тело.
— Девочка моя… — низкий голос прерывался от желания.
Запрокинула голову, подставляя шею, ключицы, грудь под быстрые, лихорадочные поцелуи. Саллер что-то говорил, но я не слушала. Сердце бешено колотилось, рваным ритмом отдаваясь в висках, колени дрожали, ноги подкашивались. Так упоительно было тонуть в его объятиях — если бы не скала, к которой Рэм успел меня прислонить, я непременно бы упала.
— … сожалею… — ухватила я краем затуманенного сознания и чуть отстранилась, пытаясь вникнуть в смысл этих слов.
Он жалеет? О чем?
— Не смогу сделать, как надо…
— Не сможешь… — протянула озадаченно. — Как надо…
А что, собственно, мне надо? Касаться гладкой кожи? Целовать упрямые твердые губы? Ощущать Рэма в себе? Жить вместе долго и счастливо? Если речь об этом, то да, это именно то, чего я жажду… Очень-очень…
— Твоя семья будет настаивать, чтобы соблюдались все положенные правила приличия. Прости, я не могу этого допустить, — терпеливо повторил Саллер, а я, не отрываясь, смотрела на тоненькую жилку, что учащенно билась у него на шее.
Почему он так волнуется? И о каких правилах идет речь? Хотела спросить, но Рэм не позволил.
— Подожди… Дай объяснить. Мы оба надеемся, что Трэй жив, но, если… его больше нет, я попрошу твоей руки. Немедленно. Не дожидаясь, пока закончится срок, отведенный для траура. Не перебивай… — произнес он глухо. Хотя я и не собиралась этого делать. — Я ведь видел, как болезненно ты переживала то, произошло с кузеном, искала у меня поддержки, утешения… Доверилась. Я взрослее, опытнее… воспользовался твоей растерянностью, болезненным состоянием… не выдержал, не остановился… И этого уже не изменить.
Что?
Вгляделась в серьезное, решительное лицо и поняла, Саллер не лукавил. Он действительно считал меня невинной жертвой собственного коварства.
— Знаю, ты любила и… любишь мужа, — продолжал он отрывисто, — а теперь даже память его не почтишь, как полагается, но… Мы должны обручиться немедленно. Не исключено, что ты забеременела…
Он говорил еще что-то о том, что, забрав мою девственность, как честный человек, теперь обязан… Что его величество, в качестве исключения, даст разрешение на такой поспешный брак… Что никто не узнает… не заподозрит… Что он убьет каждого, кто посмеет хотя бы косо взглянуть…
Я стояла, слушала… Слова сыпались и сыпались, оставляя после себя привкус горечи и ясное, четкое понимание.
На самом деле, Рэм давно не верит в то, что Петька отыщется, просто пока меня не расстраивает.
Я не страдаю расстройством психики, и секс у нас все-таки был. Это самое приятное из всего, что я услышала, потому что…
Саллер собирается на мне жениться. Из чувства долга... Из-за предполагаемого «интересного положения»... Из-за того, что я хэленни… Да из-за чего угодно, черт возьми, только не потому, что я нужна ему сама по себе. О чувствах Рэм не сказал ни слова.