Мужчина в полный рост (A Man in Full)
Шрифт:
— Слушай, сигнализация грохотала, телефон надрывался — прямо преисподняя разверзлась. Я только хотел взять ситуацию под контроль.
— Нет, ты хотел свалить с больной головы на здоровую — вот что ты хотел, Чарли. Что-то я не слышу никаких «Прости, я погорячился». Я знаю, что ты сказал сыну. И мне даже противно думать о том, что ты наплел Жермен, Нина и Хэйди.
Чарли снова взвился:
— Так… ты все сказала?
— Нет, не все, — огрызнулась Серена. — Зашел бы лучше в ванную, полюбовался на себя. Чарли! В глухую ночь ты встаешь и напяливаешь на себя этот… этот… — не находя слов, Серена махнула рукой в его сторону, — свой дурацкий прикид. В такое время и конюшня-то еще закрыта. Хотя Прыгунок всего-навсего лошадь, но он не настолько глуп, чтобы посреди ночи стоять наготове, дожидаясь тебя. — Серена вскинула голову, слегка склонив ее набок, и обожгла мужа взглядом, в котором читалась насмешливая озабоченность. — Чарли, что с тобой творится? Если б я тебя не знала, я бы решила,
Серена развернулась и исчезла в ванной, закрыв за собой дверь и щелкнув замком.
«Чокнулся! Какова наглость!» Чарли был в бешенстве. Однако он тут же почувствовал, что это не безобидный всплеск эмоций, после которого чувствуешь себя лучше. Конечно, он задаст Серене настоящую взбучку, когда та выйдет из ванной, — чтобы десять раз пожалела о своих словах… Но изнутри навалилась жуткая усталость… в голове зазвенела пустота… Чарли подошел к кровати и присел на край. Закрыл глаза и потер виски. Может, после сытного завтрака ему полегчает… Вытащить сковородку, разморозить лепешки, достать кукурузную крупу… Или это кукурузная крупа заморожена? Кстати, а где сковородка-то? Да и масло, кофе… Чарли понял, что не имеет ни малейшего понятия о том, где что лежит… Ладно, отыщет… Он оперся рукой о кровать и закинул ногу на матрас, прямо как был, в сапоге. Ничего этой белой простыне в мелкий вафельный узор не сделается. Как же оно называется, то место, где были куплены эти простыни? Чарли помнил только одно — обошлись они по пятьсот долларов за штуку… А вообще-то… именно он, Чарли, платит за всю эту ерунду, так что имеет полное право лежать как ему вздумается, пусть даже и в сапогах. Чарли положил на кровать другую ногу и откинулся, утонув головой в подушке. И закрыл глаза. Полежит немного, а потом спустится на кухню, позавтракает и отправится на Ранчо. Плевать, что там считает Серена или кто другой. Чарли слышал, как в ванной бежала вода. И надеялся, что Серена не скоро выключит ее. Звук журчащей воды действовал успокаивающе; к тому же, пока вода бежит, ему не приходится выслушивать неслыханные дерзости…
«Господи, что это за женщина? И как она вообще оказалась здесь?» Чарли с удивлением понял, что подобные мысли сидят у него в голове давно, точнее — два с половиной года. А ведь они расписались всего три года назад. Но сегодня мысли впервые оформились в четкие слова. «Кто она? Что здесь делает?» И вот ведь самое ужасное — не успел он спросить себя, как уже знал ответы. Секс да тщеславие — больше ничего. Второе даже больше, чем первое. Марта постарела — с этого все и началось… Чарли лежал на кровати и представлял плечи и шею Марты. Только их — они проплывали перед ним. Это было первое, что бросилось ему в глаза, когда Марте стукнуло сорок. Да, кажется, именно это. Марта и в юности была девушкой с пышными формами, улыбчивой и милой, но с возрастом ее прямо-таки разнесло. Талия, плечи, спина, даже кожа — все раздобрело. Как-то они должны были идти на большой прием в честь сборной Технологического, устроенный в «Хайят Ридженси». И Марта надела платье с открытыми плечами. Он, Чарли, тогда стоял позади нее и вдруг — мать честная! — заметил, что у жены плечи как у полузащитника из далласских «Ковбоев». Ни дать ни взять полузащитник! Как можно хотеть женщину сорока лет с таким количеством жира на шее, плечах, талии?.. Чарли устыдился подобной мысли. Но что делать — так устроены мужские особи…
Все еще лежа с закрытыми глазами, он невольно вздохнул, испытав едва ощутимый укол совести. На мгновение перед ним зависли мясистые плечи Марты, но в следующий миг видение вытеснила Серена, такая, какой он увидел ее в первый раз. Она стояла перед конференц-залом «ГранПланнерсБанка», собираясь провести что-то вроде «семинара по инвестированию в искусство». Джон Сикамор и Рэй Пипкас уговорили Чарли прийти туда. Эти идиотские «семинары» вели выпускницы нью-йоркского колледжа; Серена стояла перед аудиторией и рассказывала, водя по слайдам указкой со светящимся концом. На Серене было маленькое черное платье, в котором она казалась даже соблазнительней, чем вообще без ничего. В девушке было столько чувственной притягательности, что ткни она указкой в него, он бы тут же вскочил и непременно выкинул какую-нибудь глупость. Лекция была сплошной чепухой — что-то о немецких художниках Кифере, Базелице и о ком-то там еще. О том, как подскочит цена на их мазню через какие-нибудь пять лет, если инвестировать деньги в них сейчас. Но что мазня, вот лекторша… Ради нее Чарли и пошел на все. Тогда он не видел в этом ничего такого. В Атланте застройщик считался человеком немаленьким; некоторые, к примеру Лаки Патни, Дольф Брауер и закадычный дружок Билли Басе, гуляли в открытую, причем с таким размахом, что его, Чарли, интрижка с Сереной на фоне их любовных похождений выглядела вполне безобидно. Серена вернула Чарли ощущение молодости, он чувствовал себя двадцатилетним парнем, когда кровь в жилах так и бурлит. Серена была натурой безрассудной — взять хотя бы тот раз, когда они уехали на выходные на Миртл-Бич — очередной укол совести: как он изощренно лгал Марте, чтобы улизнуть к Серене…
…Они шли по пляжу, забрели за какие-то песчаные дюны, и —
«Мне отмщение, и Аз воздам, говорит Господь» [10] . И ведь об этом никого не предупреждают! Все эти эксперты, авторы книг и статей, ведущие ток-шоу на телевидении и бог знает кто еще. Когда они рассуждают о браке, они всегда имеют в виду первый брак. Чарли подумал, что наверняка существуют уже тысячи мужчин, преуспевающих деловых людей, которые за последние десять — пятнадцать лет развелись со своими старыми женами, прожив вместе по два, а то и три десятка лет, и женились на молоденьких девчонках, которые им в дочери годятся. И что же говорят по поводу этих лакомых кусочков эксперты? Да ничего! А вдруг мужчина, прошедший через все… через отчуждение… развод… выдержавший этот накал, борьбу, невероятные издержки и… чувство вины… да, вины… что, если посреди бела дня или в глухую ночь он вдруг задумывается: «Кто это, черт возьми, рядом со мной? Почему она здесь? Откуда взялась? Что ей надо? И почему бы ей не убраться восвояси?» Нет, на такие темы эксперты не рассуждают.
10
Новый Завет, Послание к Римлянам, 12:19.
Мысль утомила его… ох как утомила… А вода в ванной все журчит и журчит… Чарли лежал на кровати, в блестящих сапогах для верховой езды, с включенным светом, обозревая мир из-под прикрытых век. И прошло совсем немного времени, всего ничего, как он въехал верхом в царство дремы.
ГЛАВА 7. Эй, кто-нибудь!., или Земля «С семи до одиннадцати»
Наступил час, которого Рэймонд Пипкас страшился больше всего. Стоял теплый апрельский вечер, за окном стемнело, а стрелка часов миновала девятку и поползла дальше. Он сидел один в маленькой съемной квартирке — да, съемной! за шестьсот двадцать пять долларов в месяц! под номером ХХХА! — в доме у подножия асфальтированного склона в квартале Нормандия Ли; выше асфальта скалой вздымалась высокая бетонная стена, по верху которой проходила трасса 75.
Вечер выдался слишком уж теплый, даже душный… Но если оставить два окошка крошечной гостиной открытыми, можно оглохнуть от мощного гула восьмиполосного скоростного шоссе, визга переключения передач и гудков огромных фур, а еще громкой, на повышенных тонах перебранки молодых пар, сытых по горло совместной жизнью и возней с орущими детьми, которых они сажают в детские креслица на задние сиденья «тойоты» или «хонды», то пристегивая ремнями безопасности, то отстегивая. Если же закрыть окошки, придется включить кондиционер, который скрежещет при каждом запуске компрессора.
Так что Рэй оставил окошки открытыми. И теперь слушал, как молодая жена орет на мужа — а обычно орали именно жены, — так вот, он слушал, как та орет:
— Нет, ты только посмотри, а! Сколько раз я тебе говорила! Твое отношение к собственному ребенку просто дерьмовое! Воняет, хоть нос зажимай! Фу!
Заголосил ребенок.
«Дерьмовое!» Вот какими словами жена честит мужа в наше время! «Дерьмовое!»
«Нормандия Ли… Ли…» Пипкас посмотрел значение в словаре — травянистый луг. Весь квартал — три параллельных друг другу двухэтажных дома с двадцатью съемными квартирками в каждом. По чьей-то странной прихоти каждая квартира обозначалась римской цифрой и латинской буквой: от IA и IB до ХХХА и ХХХВ. Луг составляли поросшие травой клочки земли вокруг каждого дома. Нормандию символизировали три крыши с невероятно крутыми скатами — как у молочных ферм на севере Франции. То, что Пипкасу досталась квартирка под номером ХХХА — в самой низине оврага, у подножия бетонной опоры, — казалось ему чем-то неприятным, однако вполне закономерным в свете последних зигзагов его судьбы. Формально квартал Нормандия Ли был частью Угольных холмов, а значит, и частью южного Бакхеда — единственное преимущество нового жилища Пипкаса.
Какая тоска! От гудения, тарахтения и отрыжек выхлопных труб, доносившихся с трассы, делалось только хуже. Все, кто с грохотом проносится там, наверху, — а их сотни, тысячи, — куда-то едут, может даже, едут к кому-то, а он, Рэй, сидит в одиночестве. Стрелки часов показывают четверть десятого; он смотрит в окно своей квартирки под номером ХХХА на окно квартирки под номером XIXA дома напротив. Кто там обитает — неизвестно, но он зачем-то привалил матрас к стене и развесил по краю пластиковые плечики с зажимами для юбок…