Мужчины не ее жизни
Шрифт:
— Понятно! Понятно! — завопил в темноте Эдди. — Я это хорошо представляю!
— Нет, не представляешь! — крикнул на него Тед. — Ты не можешь себе это представить, пока оно не закончилось! Или ты хочешь, чтобы я перестал рассказывать?
— Нет, пожалуйста, продолжайте, — ответил Эдди.
— И вот, Томас перестраивается на среднюю полосу — полосу для поворота налево, а не для езды — включает мигалку, не зная, что его задние световые приборы с обеих сторон залеплены влажным, липким снегом. Этот снег мог бы счистить его отец, прочищая заднее стекло, но он,
А Марион тем временем говорит: «Не поворачивай здесь, Томми, — безопаснее чуть подальше, под светофором».
«Ты хочешь, чтобы он развернулся под светофором и чтобы его оштрафовали?» — спросил Тед у жены.
«Пусть его лучше оштрафуют, Тед, но под светофором поворачивать безопаснее», — сказала Марион.
«Эй, успокойтесь вы там, — отозвался Томас. И добавил: — Я не хочу, чтобы меня оштрафовали, ма».
«Ну, хорошо, тогда поворачивай здесь», — ответила Марион.
«Давай уж делай, что делаешь, Томми, не торчи тут», — сказал Тед.
«Хорошо рулить, сидя сзади, — огрызнулся Тимоти. Потом он заметил, что его брат, готовясь к повороту, вывернул влево колеса. — Ты опять раньше времени выворачиваешь колеса».
«Это потому что я собирался повернуть, а потом передумал, засранец!» — сказал Томас.
«Томми, пожалуйста, не называй так своего брата», — сказала Марион.
«По крайней мере, в присутствии матери», — добавил Тед.
«Нет, я имела в виду совсем другое, Тед, — обратилась Марион к мужу. — Я имела в виду, что он не должен называть брата засранцем, — точка».
«Ты это слышал, засранец?» — спросил Тимоти у брата.
«Тимми, пожалуйста…» — сказала Марион.
«Можешь повернуть сразу, как проедет этот снегоуборщик», — сказал Тед сыну.
«Па, я знаю. За рулем сижу я», — ответил семнадцатилетний парень.
Но вдруг в машину хлынул свет фар другой машины, идущей сзади. Это был стейшн-ваген, набитый студентами из Нью-Джерси. Они в первый раз приехали в Колорадо. Наверное, в Нью-Джерси нет разницы между полосами для езды и для поворота.
Как бы там ни было, но студенты просто ехали по этой полосе. Они не видели (до самой последней секунды) машины, которая собиралась повернуть, как только по встречной полосе проедет снегоуборщик. И вот машина Томаса получила удар сзади, а поскольку Томас уже вывернул руль влево, его машину вытолкнуло на полосу встречного движения прямо под громадный снегоуборщик, двигавшийся со скоростью миль сорок пять в час. Студенты потом сказали, что, по их ощущениям, их стейшн-ваген двигался со скоростью миль пятьдесят.
— О, господи… — сказал Эдди.
— Снегоуборщик разрезал машину Томаса почти точно пополам, — продолжал Тед. — Томаса убило рулевой колонкой, которая врезалась ему в грудь, Томми умер мгновенно. И минут двадцать Тед сидел, заклиненный на заднем сиденье ровно за Томасом. Тед не мог видеть Томаса, хотя и знал, что Томми мертв, потому что Марион видела Томми и, хотя ни разу не сказала слова «мертв», все время повторяла мужу: «Тед, Тед, Томми с нами нет. Томми с нами нет. Ты видишь Тимми? Ведь Тимми с нами, он с нами, а? Ты его видишь — он с нами?»
Поскольку и Марион оказалась заблокирована — более чем на полчаса — на заднем сиденье, только за спиной Тимоти, его она не видела. Тед, однако, прекрасно видел своего младшего сына, который потерял сознание, ударившись головой о ветровое стекло; но какое-то время Тимоти все же был жив. Тед видел, что Тимоти дышит, но Тед не мог видеть, что снегоуборщик, рассекший машину пополам, своим плугом отрубил левую ногу Тимми по бедро. К тому времени, когда врачи и спасатели достали их из смятой машины, сжатой в гармошку между стейшн-вагеном и снегоочистителем, Тимоти Коул умер от потери крови через бедренную артерию.
Теду показалось, что прошло минут двадцать — а может и меньше пяти, — и все это время он смотрел, как умирает его младший сын. Поскольку Теда вытащили из машины минут за десять до того, как спасателям удалось вытащить Марион… У Теда всего лишь оказались сломаны несколько ребер, в остальном он остался невредим… Тед видел, как санитары извлекают из машины тело Тимоти (но не левую ногу Тимоти). Отрезанная нога Тимоти все еще была прижата к сиденью плугом снегоуборщика, когда спасатели извлекли наконец Марион с заднего сиденья машины. Она знала, что ее Томас мертв, но про Тимоти она знала только то, что его извлекли из машины и увезли, — она надеялась, что в больницу, потому что все время спрашивала Теда: «Ведь Тимми остался с нами, скажи, что остался, ведь ты бы увидел, если нет?»
Но когда дошло до ответа на этот вопрос, Тед (который оставил его без ответа и тогда, и потом) проявил себя трусом. Он попросил одного из спасателей укрыть ногу Тимми, чтобы Марион не увидела ее. А когда Марион вытащили из машины… она могла стоять и даже ходила, прихрамывая, вокруг, хотя потом выяснилось, что у нее сломана лодыжка. Тед пытался сообщить жене, что ее младший сын тоже мертв, но так и не смог сказать это. Прежде чем Тед успел ей сказать, Марион увидела ботинок Тимоти. Она не могла знать — она и представить себе не могла, — что ботинок ее сына все еще остается на его ноге. Она думала, это только его ботинок. И она сказала: «Тед, Тед, как же он без ботинка?» Никто не успел ее остановить — она, хромая, дошла до разбитой машины и наклонилась, чтобы взять ботинок.
— Тед, конечно, хотел остановить ее, но — мы говорили о ступоре — он в этот момент чувствовал себя абсолютно парализованным. Он не мог пошевелиться, не мог даже говорить. И он позволил своей жене обнаружить, что ботинок все еще оставался на ноге. Именно тогда Марион и начала понимать, что Тимоти тоже нет с ними. И на этом, — сказал на свой обычный манер Тед, — история заканчивается.
— Уйдите отсюда, — сказал ему Эдди. — Это моя комната, по крайней мере до конца этой ночи.
— Уже почти утро, — сказал Тед мальчишке.