Мужчины в ее жизни
Шрифт:
– Я не собираюсь хвалить его. Я просто хочу сказать, что Майкл понимал меня лучше, чем ты. Чем я сама. Он видел, как я на самом деле уязвима, и хотел защитить. А я его обманывала, но не намеренно, я сама ничего не знала, не могла разобраться в себе, а потом стало поздно объяснять что-либо. Ты злишься на меня, и ты прав. Но я не хочу повторить ту же ошибку, не хочу потерять твое доверие. Хотя о чем я говорю!
– Джиллиан горько усмехнулась, прижимаясь щекой к прохладному стеклу.
– Ты никогда мне не доверял. Я действительно совершаю глупости, и все мои попытки измениться к лучшему, собраться с мыслями, ни к чему не приводят. Я потеряла почву под ногами, Даниэль. Я уже не знаю, кто я и зачем живу. Все потеряло смысл. У тебя есть Маргарет, которая приземляет и поддерживает. Я никогда не
– К чему этот разговор, Джил.
– холодно спросил Даниэль, звякнув бокалом о стойку бара.
– Ты нашел что-то настоящее, Дин. Что-то правильное. А я потеряла. И никак не могу найти.
Джиллиан повернулась и посмотрела на него. По бледному лицу девушки текли слезы, губы дрожали.
– Ненавижу себя за эту слабость.
– хрипло прошептала она.
Даниэль резко выругался, и рука с наполовину заполненным стаканом застыла в воздухе. Он никогда не видел ее слез. Ему всегда казалось, что Джиллиан из камня, но сейчас она едва сдерживала рвущиеся наружу рыдания. Он не знал причины, но чувствовал, что ей плохо. Быстрым движением Дин достал еще один стакан и плеснул в него темной жидкости, а потом приблизился к Джил.
– Выпей, Джил. Это поможет.
– он протянул ей бокал, разглядывая заплаканное лицо с непроницаемым выражением глаз.
– Ты постоянно меня спаиваешь. А мне сейчас нужен твой совет. Твоя поддержка. Я знаю, что опоздала. Но друзья не только делятся тайнами, они еще и умеют прощать.
– она обхватила стакан поверх его пальцев, заметив, как он вздрогнул от ее случайного прикосновения. Они какое-то время смотрели друг на друга, пытаясь проникнуть в сокровенные мысли каждого.
– Давай притворимся, Даниэль.
– прошептала она, удерживая его руку, когда он попытался отстраниться.
– На один вечер представим, что мы на самом деле друзья.
– Притворимся?
– тихо спросил Дин, напряженно глядя ей в лицо.
– Да, притворимся. Мы же оба понимаем, что из нашей… моей затеи ничего не вышло. И никогда не выйдет. Чтобы научится жить по-новому, я должна отказаться от тебя. Совсем. Мне нельзя тебя видеть. Ты очень старался, я не обвиняю тебя, дело во мне. Наверно, я плохой друг.
– Это не так, Джил.
– покачал головой Даниэль, дотронувшись до ее плеча.
– Ты тоже очень старалась. Я видел это. Возможно, нам нужно время, чтобы перестроится.
– Наверно.
– глаза Джиллиан обреченно и тускло смотрели на него.
– Но сейчас я не готова. И не спрашивай почему. Давай просто на один день забудем обо всех разногласиях. Сделаем то, чего еще никогда не делали вместе.
– И что же это?
– Даниэль невольно усмехнулся. Но Джил не разделила его настроения, в ее глазах мелькала неприкрытая боль. И он инстинктивно потянулся к ней, обнял и прижал к груди.
– Посмотрим слезливую мелодраму, сидя на полу и поедая чипсы, выпьем по паре бутылок пива, а потом закажем пиццу и будем болтать обо всем на свете. Я расскажу тебе, как я дошла до такой жизни, а ты похвастаешься своими успехами на личном и деловом фронте. А, может быть, сыграем в карты или бильярд, или просто прогуляемся по набережной, по парку, зайдем в бар и напьемся, как это делают друзья.
Даниэль молчал, чувствуя, как его свитер намокает от слез Джиллиан. Сердце мужчины болезненно сжалось, старые раны заныли. Он задыхался, разрываясь от собственных противоречивых чувств.
– Неужели мы никогда не делали ничего подобного?
– словно не веря самому себе, спросил Даниэль, рассеяно гладя ее волосы.
– Почему ты молчала, если тебе этого хотелось, Джи?
– Я и помыслить не могла о подобной близости. Ты всегда был таким далеким, погруженным в дела…. За последние полгода мы сказали друг другу в сто раз больше слов, чем за пять лет брака. Я не знаю, кто в этом виноват. Я так долго и рьяно охраняла свое сердце, окружая его броней, убивая в себе боль, обиду, непонимание и злость. Но ты все равно разбил его, а я никак не могу собрать осколки.
– Джил… - Даниэль отстранился и взял кончиками пальцев ее подбородок.
– Я не разбивал твое сердце.
– Конечно, ты вправе так думать.
– Джил обхватила его запястье, убирая руку Даниэля от своего лица, и делая несколько шагов назад. Она вытерла слезы и попыталась улыбнуться.
– Прости, это просто эмоции. Я так расстроена сегодня. Так как насчет кино?
Дин растерянно смотрел на бывшую жену, пытаясь постичь смысл сказанных ею слов. С ней явно что-то творилось, и здравый смысл, подсказывал ему остановить представление, отправить ее домой, пока его шаткий мир снова не закачался из стороны в сторону из-за нескольких женских слез. Однако что-то внутри, в глубине сердца болезненно шевельнулось, и он не смог отпустить ее сейчас, остро чувствуя одиночество Джил, ее уязвимость. Даниэль еще помнил, каково это - потерять почву под ногами, ощущать собственную неполноценность, отрезанность от мира, неприспособленность к новым ударам судьбы. И она знала, что он поймет. Поэтому Джиллиан сейчас здесь. Они так долго мучили друг друга, что стали слишком близки, обретя незримую связь, призрачную нить, соединившую их души. Даниэль смотрел на ее заострившийся профиль и влажные щеки, слушая глухие удары своего сердца. Он никогда не перестанет любить ее. Никогда не сможет освободиться от болезненной потребности видеть ее, слышать, чувствовать. Если бы он мог… если бы мог объяснить, что в ней и в какой момент сделало его навеки одержимым девушкой, которая никогда не отвечала взаимностью. Причиняя ей боль, он стократно больше страдал сам, но почему так происходило? Даниэль не знал ответа.
– Какой фильм?
– спросил он, скользя по ней задумчивым взглядом. Джиллиан повернулась и мягко улыбнулась.
– Завтрак у Тиффани. Я пересматривала его тысячи раз.
– сказала она. Дин Фонтейн приподнял круто изогнутые брови, в глазах мелькнуло удивление, сменившееся пониманием.
– Этот фильм заставлял мечтать маленькую бедную девчонку о том, чего у нее никогда не было.
– тихо призналась Джил.
– Дорого же мне стоили твои детские мечты.
– без тени улыбки мрачно отозвался Даниэль.
– Ну что ж. Пусть будет ‘Завтрак у Тиффани’.
– Если не возражаешь, я переоденусь, а ты пока включай фильм и готовь пиво.
– Джиллиан широко и искренне улыбнулась, напомнив ему ту девушку, которой он увидел ее впервые.
– Насколько я помню, ты забрала все свои вещи.
– потерев переносицу, отозвался Дин, направляясь к комоду, в котором содержался отдел для двд-дисков.
– Не все.
– сухо пояснила Джи, покидая гостиную.
Даниэль слышал, как зашумела вода в бывшей спальне бывшей жены, слышал ее неторопливые шаги, скрип открываемого шкафа, и никак не мог отделаться от ощущения неправильности происходящего, предчувствия неминуемого краха. Тем не менее, мужчина загрузил фильм на широкий экран плазменного телевизора, побросал на пол подушки, чтобы им было удобнее сидеть, достал несколько бутылок пива из холодильника и несколько кусков вчерашней пиццы, которую они заказывали с Марго, но так и не смогли осилить. Вспомнив о Маргарите Слейтон, Дин чуть не выронил из рук тарелку, и, чертыхнувшись, быстро сунул ее в микроволновку. Конечно, Марго не понравились бы его вечерние посиделки с Джил, но она вряд ли высказала бы свои претензии вслух. Маргарита всем видом, каждым словом и поступком доказывала ему свою веру и преданность, она понимала и принимала Дина Фонтейна со всеми его грехами и проступками. До нее никто не относился к нему так искренне и бескорыстно. Меньше всего Даниэль хотел потерять ее доверие….
Когда он вернулся в гостиную, Джил уже была там. Все мысли о Маргарите испарились из головы Даниэля. Осталась только Джиллиан. Ее волосы влажными завитками падали на плечи, босые ноги подогнуты в коленях, безразмерная белая футболка, целомудренно прикрывающая ее ноги, сползла с одного плеча. Чистая почти прозрачная кожа идеальная, ровная и шелковистая на ощупь манила его потрясенный взгляд. Джиллиан смыла косметику, и теперь ей с трудом можно было дать больше восемнадцати. Именно такой она была…. Если бы он встретил ее первым, все могло сложиться иначе. Не было бы столько лет недоверия и жгучей ревности, не было бы краха отношений, построенных на предательстве.