Мужики
Шрифт:
— Уж он не раз за них просил — и не помогло.
— Нет, если бы он только захотел!.. Да он не хочет: сердит на Липцы… Так мой говорит… — Магда вдруг смущенно замолчала и наклонилась к своему младшему. Рох напрасно ждал, что она еще что-нибудь скажет.
— Когда же Козлова пойдет? — спросил он, видимо, заинтересованный.
— Сегодня после полудня.
— Только и пользы от этого будет, что прогуляется на свежем воздухе.
Магда ничего не ответила, потому что в эту минуту во двор с улицы вошел пан Яцек, брат помещика. В деревне
— Отощал как панич, кожа да кости! Я не сразу его и узнал! — заметил Былица.
— А разве вы его знали? — спросил Рох вполголоса, оглянувшись на Магду.
— А как же… Немало он в молодости проказничал, немало! Погубитель девичий был, всех девок в Воле перепортил, ни одной, бывало, не пропустит… Помню хорошо, на каких рысаках он ездил, как гулял… помню… — бормотал старик.
— Все это он искупил тяжкими страданиями! Так вы, видно, самый старый в деревне, а?
— Нет. Амброжий, думается, старше, потому что я его только таким, как сейчас, и помню.
— Он сам говорит, что смерть о нем позабыла! — вставила Магда.
— Ну, смерть никого не забывает, она только ждет, пока человек подгниет… А этот крепкий… Вывертывается человек, как может! — кряхтя, сказал Былица.
Они долго молчали.
— На моей памяти в Липцах всего пятнадцать дворов было, — начал снова Былица, робко протягивая руку к табакерке Роха.
— А теперь их сорок! — Рох пододвинул ему табакерку.
— И новые хозяева ждут наделов. Урожайный год или нет, а народ знай себе плодится… Да… А земли не прибавляется! Еще несколько лет, и ее на всех не хватит, — говорил Былица, звонко чихая.
— Да, уже и сейчас в деревне тесно! — сказала Магда.
— Это верно. А поженятся парни, так их детям уже и по моргу не достанется…
— Придется им тогда из деревни уходить. Свет велик! — заметил Рох.
— А с чем же они в свет пойдут? С голыми руками, ветер ловить?
— Вот немцы на Слупи откупили землю у помещика и теперь дома себе строят. По шестьдесят моргов на усадьбу! — сказал Рох хмуро.
— Как же, слышали мы… Так ведь то немцы, они народ особый — ученые, зажиточные, торгуют и на чужой нужде богатеют… А пусть бы попробовали, как мы, крестьяне, голыми руками за землю браться, так и трех севов не продержались бы!.. В Липцах тесно, задыхаются люди, а у пана одного вон сколько земли зря под паром гуляет, — Былица указал на помещичьи поля за мельницей, тянувшиеся в гору, к лесу, где чернели стога лупина.
— Это под
— Как раз к нашим полям подходят. Вот бы их откупить! Наделов тридцать там отмерить можно… Да разве пан продаст, если ему деньги не нужны? Этакий богач…
— Много вы знаете! Богач, а всегда без копейки, извертелся весь, как угорь, занимает и у мужиков и где только может! Евреи требуют обратно задаток за лес, налоги не плачены, дворовые с Нового года ни денег, ни месячины не получали, всем он задолжал, а чем заплатить? Откуда ему взять, коли лес рубить ему запретили, пока он с мужиками не договорится? Недолго он в Воле просидит, недолго! Говорят, уже покупателя ищет…
Магда неожиданно разговорилась, но когда Рох попробовал выведать у нее еще больше, она спохватилась и, кое-как отделавшись от него, позвала детей и ушла домой.
— Должно быть, она многое знает от мужа, да боится говорить… Земля эта, что к нашей прилегает, хорошая, луга два покоса дают… — вслух рассуждал Былица, засмотревшись на помещичьи поля, где за стогами виднелись крыши усадебных построек. Но Рох его уже не слушал. Увидев издали Козлову, стоявшую у озера в кучке женщин, он торопливо зашагал туда.
"Кха, кха… Прижали, значит, пана… Эх, а здорово мужики могли бы поживиться… Да… Вторая деревня там выросла бы… Рук у нас довольно и нужда в земле большая", — размышлял Былица, торопливо семеня за детьми, убежавшими на улицу.
Зазвонили к вечерне.
Солнце уже перекатилось к лесу, и от деревьев ложились длинные тени на озеро и дороги. В предвечерней тишине слышен был отдаленный стук колес, крики птиц на болотах и тихие, волнующие звуки органа в костеле.
Кое-кто уже вернулся из города, и на всех мостиках застучали деревянные башмаки — люди бежали узнавать новости.
После вечерни, на закате, по дороге в Вульку проехал ксендз, и от Амброжия узнали, что в усадьбе сегодня бал. А вскоре и органист со всем семейством отправился в гости к мельнику. Ясь вел под руку разряженную мать и весело здоровался с девушками, выглядывавшими из-за плетней.
Тихие сумерки окутали землю, солнце зашло, и вечерняя заря разливалась все шире, полнеба пылало, словно посыпанное раскаленными угольями. Мерцала алым светом и вода в озере, загорелись в избах окна, а из города приезжало все больше повозок, и все громче звучал говор перед избами.
Ганка еще не вернулась, но на дворе у Борыны было шумно и весело. К Юзе пришли подружки и, как щеглята, облепив завалинку и крыльцо, шутливо перебранивались с Ясеком Недотепой, который увязался за Настусей, хотя, она теперь гнала его от себя, метя на другого. Юзя угощала гостей куличом и колбасой.
Верховодила в этой компании Настуся, как самая старшая, и она-то всех больше насмехалась над Ясеком, который непременно хотел, чтобы его считали лихим парнем. Вот и сейчас он стоял перед девушками в полосатых штанах, в новом жилете и, заломив набекрень шляпу, подбоченясь, говорил со смехом: