Мужики
Шрифт:
Она еще нетвердо держалась на ногах и частенько опиралась на куму.
— Так весной пахнет, что у меня даже голова кружится!
— Ничего, через день-другой привыкнешь.
— Всего неделю я пролежала, а кажется, будто месяц прошел — так переменилось все кругом!
— Да, весна на быстром коне скачет, не догонишь ее!
— А зазеленело-то все как, Господи!
И правда, сады висели над землей огромной зеленой тучей, только трубы белели да крыши выделялись среди зелени. В чаще ветвей неистово щебетали птицы, от полей тянуло теплым ветром, который трепал бурьян под плетнями,
— Вот какие большие почки на вишнях, — того и гляди зацветут!
— Если только их морозом не хватит, вишни будет много.
— Говорят же люди: коли хлеб не уродится, так сад пригодится.
— Видно, так оно и будет в Липцах в нынешнем году… К тому идет! — печально вздохнула Ганка, обводя влажными глазами незасеянные поля.
Они скоро ушли из костела, потому что ребенок раскричался, да и Ганка почувствовала такую усталость, что, придя домой, сразу легла. Однако не успела она отдышаться, как влетел Витек:
— Хозяйка, по деревне цыгане идут!
— Вот не было печали! Зови Петрика и заприте ворота, чтобы они чего не утащили.
Она сильно встревожилась и вышла на крыльцо.
Скоро по деревне рассеялась ватага цыганок, с детьми за спиной, оборванных, растрепанных, черных, как чугун, и таких надоедливых, что не приведи бог.
Они шлялись повсюду, просили милостыню, предлагали погадать и насильно лезли в избы. Их было не больше десятка, а шум поднялся на всю деревню.
— Юзька, загони кур и гусей во двор, а детей отведи в дом, не то еще украдут их! — приказала Ганка и села на крыльце караулить. Увидев, что одна из цыганок направляется к их воротам, она натравила на нее собаку. Лапа свирепо наскакивал на цыганку, не пускал ее во двор, та погрозила палкой и что-то забормотала.
— Проклинай сколько хочешь, воровка, не боюсь я тебя!
— Не сглазила бы она тебя, если бы ты ее впустила! — язвительно пробормотала Ягна.
— Да зато украла бы что-нибудь! Такую не устережешь! А если тебе хочется, чтобы она тебе поворожила, так беги за ней.
Видно, Ганка угадала тайное желание Ягны, потому что та помчалась на улицу и весь воскресный день ходила за цыганками. Она не могла отделаться от какого-то смутного страха, но любопытство было сильнее, она сто раз возвращалась домой и опять убегала за цыганками. Наконец, в сумерки, когда цыганки уже уходили к лесу, она увидела, что одна из них вошла в корчму, и с великим страхом последовала за нею. Беспрестанно крестясь, она попросила ее погадать, несмотря на то, что у прилавка толпились люди.
Вечером после ужина собрались у Юзи на крыльце девушки и болтали, рассказывая, что каждой из них загадала цыганка: Марысе Бальцерковой — свадьбу осенью, Настке — большое богатство и мужа, Улисе Сохе — что жених ей изменит, толстухе Веронке Бартковой — болезнь, а солдатке Терезе…
— Незаконного щенка, наверное! — проворчала сидевшая в стороне Ягустинка.
Девушки не обратили на нее внимания, потому что к ним в это время подсел Петрик и стал рассказывать про цыган, будто у них есть свой король, у которого на одежде нашито множество серебряных пуговиц, и так все ему покорны, что стоит ему в шутку приказать кому-нибудь повеситься,
— Над всеми ворами король власть имеет, а его Витек. собаками травят! — прошептал.
— Собачье племя, нехристи окаянные! — выбранилась Ягустинка и, подсев ближе, начала рассказывать всей компании, как цыгане крадут детей в деревнях.
— Для того чтобы дети стали черные, они их купают в ольховом настое, так что и родная мать их потом не узнает, дети делаются настоящими чертенятами.
— И говорят, будто они знают такие наговоры и наколдовать могут такое, что и сказать страшно! — пролепетала одна из девушек.
— Верно, верно, вот, к примеру, дунет она на тебя — и сразу у тебя вырастут усы в аршин!
— Смейтесь, смейтесь! А вот я слышала, что одному мужику из слупского прихода, который на них собак натравил, цыганка поднесла к глазам свое зеркальце, и он в тот же миг ослеп.
— И еще говорят, будто они людей во что хочешь оборотить могут, даже в зверей.
— Кто пьян напьется, тот и сам, без цыган, свиньей обернется!
— Ну, а тот хозяин из Модлицы, что прошлым летом на богомолье ходил, не ползал разве на четвереньках, не лаял?
— Того нечистый попутал, — ведь ксендз из него бесов выгонял!
— Иисусе, чего только не бывает на свете, даже мороз по коже дерет!
Охваченные тревогой девушки сдвинулись теснее, а Витек, дрожа от страха, шепотом сказал:
— И у нас тут недоброе творится…
— Не ври, дурень! — прикрикнула на него Ягустинка.
— Да разве я посмел бы врать… Ходит кто-то по конюшне, корм лошадям подсыпает… И за сеновал ходит, я сам видел, как Лапа туда кинулся, заворчал сперва, а потом хвостом вилял и ластился, а никого там не было! Это верно, кубина душа приходит, — добавил он тише, оглядываясь.
— Кубина душа! — повторила Юзя шепотом и несколько раз перекрестилась.
Все затряслись от страха, а когда скрипнула дверь, с криками вскочили с мест. На пороге стояла Ганка.
— Петрик, а где у этих цыган табор?
— В костеле говорили, что в лесу, за Борыновым крестом.
— Надо будет ночью покараулить, как бы чего-нибудь не увели со двора.
— Да говорят, они поблизости от своего табора не крадут.
— На это надеяться нечего! Удастся, так украдут. Два года назад они там же стояли, а у Сохи свинью увели… — сказала Ганка.
Когда девушки разошлись, она проверила, хорошо ли Петрик и Витек заперли хлева и конюшню, а вернувшись в избу, зашла на половину Борыны взглянуть, дома ли Ягуся.
— Юзька, сбегай-ка за Ягной, пусть идет домой! Я сегодня не оставлю дверь на всю ночь открытой.
Но Юзя скоро вернулась с сообщением, что у Доминиковой темно и в деревне почти все уже спят.
— Не впущу эту бродягу, пусть до утра на дворе сидит! — сердилась Ганка, запирая дверь на засов.
Было, должно быть, уже очень поздно, когда, услышав, что кто-то дергает дверь, Ганка слезла с кровати и пошла отворять. Она даже отшатнулась — так от Ягны несло водкой. По всему видно было, что она сильно пьяна: долго не могла найти ручку двери, а когда вошла к себе, натыкалась на мебель и, не раздеваясь, повалилась на кровать.