Мужики
Шрифт:
VIII
На другой день прогремела по Липцам весть о сговоре Борыны с Ягной.
Войт был сватом; жена его, которой он строго приказал никому об этом и словом не заикнуться, пока он не вернется, под вечер побежала к соседке, будто бы за тем, чтоб одолжить соли, а уходя не вытерпела, отозвала куму в сторону и шепнула:
— Знаешь, Борына-то послал к Ягне с водкой! Только ты об этом никому не говори, потому что мой наказывал молчать.
— Как можно!.. Стану я по деревне бегать, новости разносить? Сплетница я, что ли? Такой дед — и третью жену берет! Дети-то что
И, не успела жена войта уйти, как она накинула на голову запаску и, крадучись, через сад, побежала к Клембам, жившим рядом, — попросить швабру, так как ее собственная куда-то запропастилась.
— Слыхали новость? Борына женится на Ягне Доминиковой! Только что пошли к ней сваты с водкой.
— Что вы за чудеса рассказываете? Да как это можно? Ведь у него дети взрослые и сам в летах!
— Верно, что немолодой, а все же такому богатею отказа не будет.
— А Ягна-то! Видали, люди добрые? Таскалась с кем попало, а теперь будет первой хозяйкой на селе! Есть ли на свете справедливость, я вас спрашиваю? Столько девок у нас не просватано… Да хоть бы, к примеру, сестрины.
— А племянницы мои, от брата покойного, а Копживянки, а Настуся, а другие чем плохи? Разве не хозяйские они дочки, не пригожие и честные девки?
— То-то она теперь загордится! И так уже павой ходит и нос кверху дерет.
— Без греха тут не обойдется — кузнец да и дети Борыновы мачехе своего не уступят!
— А что они сделают? Земля старикова, — его и воля…
— По закону-то земля, конечно, его, а по справедливости — и детей тоже.
— Эх, голубка, справедливости тот добьется, у кого на это денег хватит.
Пороптали, пожаловались одна другой на порядки, какие повелись на свете, и разошлись, а с ними и весть о сговоре разошлась по всей деревне.
Работы в эту пору в деревне немного, спешить некуда, люди сидели дома, так как дороги окончательно размыло, — вот и толковали об этом сговоре во всех хатах. Вся деревня с любопытством ожидала, чем это кончится. Уже заранее предсказывали, что начнутся драки, суды и скандалы. Всем известен был крутой нрав Борыны — он, когда заупрямится, то и ксендзу не уступит. Знали все также, как горд и неподатлив Антек.
Даже люди, согнанные для починки дороги у размытой плотины за мельницей, перестали работать и обсуждали событие.
Высказал свое мнение один, высказал другой, а после всех старый Клемб, мужик разумный и степенный, промолвил сурово:
— Вот попомните мое слово — от этого придет беда на всю деревню!
— Антек не стерпит, — как же, лишний рот в семье! — заметил кто-то.
— Дурень, у Борыны и на пятерых хватит. Из-за земли спор будет!
— Без записи дело не обойдется.
— Доминикова не дура, она их всех к рукам приберет.
— Она мать, так ее сучье право за свое дитя постоять, — заметил Клемб.
— В костеле постоянно сидит, а гроша не упустит. Хитра, как Янкель!
— Не черни людей зря, язык отсохнет.
Так весь день деревня толковала о сговоре Борыны — и неудивительно: Борыны были здесь старожилы, хорошего и богатого роду, и Мацей, хотя и не занимал никакой должности, пользовался большим уважением. Да и могло ли быть иначе? Сидел он на древней крестьянской земле, доставшейся ему от дедов и прадедов, был богат и умен — так волей-неволей все слушались и почитали его.
Только никто из его детей, даже кузнец, не знал о сговоре. Люди не решались сообщить им эту новость — боялись попасть под горячую руку.
И в хате Борыны сегодня было тихо, даже тише обыкновенного. Дождь перестал, и небо с утра прояснилось, поэтому Антек, Куба и женщины тотчас после завтрака уехали в лес — собирать хворост на топливо да листья и сухой мох для подстилки.
Старик оставался дома.
Он уже с самого утра был как-то странно раздражителен и придирчив, искал случая сорвать на ком-нибудь мучившие его тревогу и злость. Витека избил за то, что тот не подложил коровам соломы и они лежали в навозе; с Антеком бранился, на Ганку накричал, увидев, что, ее малыш выполз на дорогу и весь измазался в грязи; даже Юзе попало за то, что она долго копалась и лошади ее ждали. А когда Мацей, наконец, очутился один, с глазу на глаз с Ягустинкой, оставленной в доме со вчерашнего дня, чтобы приглядеть за скотом, — он уже совсем не знал, что с собой делать. Снова и снова вспоминал рассказ Амброжия о том, как его приняла Доминикова, что сказала Ягна, и все-таки не было уверенности в успехе, не очень-то он верил старику: Амброжий ради рюмки водки мог и наврать. Он то ходил по комнате и поглядывал в окно на пустынную улицу, то с крыльца тревожно наблюдал за Ягусиной хатой и ждал сумерек, как избавления.
Сто раз хотелось ему бежать к войту и поторопить его и солтыса, чтобы они шли поскорее, но он оставался дома, его удерживали прищуренные глаза Ягустинки, неотступно следившие за ним и светившиеся презрительной насмешкой.
"Ишь, ведьма чертова, сверлит глазищами, словно шилом!" — думал он.
А Ягустинка бродила по избе и по двору с веретеном подмышкой и, следя за порядком, в то же время не переставала прясть. Веретено жужжало в воздухе, а она наматывала нить и шла дальше, к гусям, к свиньям, в хлев. Лапа плелся за нею, сонный, отяжелевший.
Ягустинка не заговаривала с Борыной, хотя отлично понимала, что его так томит и тревожит, отчего он так мечется с места на место.
А он, не зная, куда деваться, принялся забивать подпорки у стены.
Она несколько раз останавливалась перед ним и, наконец, сказала:
— Не ладится что-то у вас работа нынче.
— Не ладится, не ладится, черт ее дери!
"Ох, и содом тут будет, Иисусе! Ох, и содом! — подумала Ягустинка, отходя. — Правильно старый делает, что женится! А то бы дети ему такие хлеба дали, как мне!.. Отдала им целых десять моргов поля, как золото, — и что! — Она плюнула со злости. — Теперь к чужим на работу хожу, поденщицей стала!"
А Борыне, видно, уже совсем стало невмоготу, он швырнул топор на землю и крикнул:
— К чертям такую работу!
— Грызет вас что-то, как я погляжу!
— Грызет! Верно, что грызет.
Ягустинка присела на завалинку, вытянула длинную нить, навила ее на веретено и тихо, с некоторой опаской, сказала:
— Да нечего вам так расстраиваться.
— Много ты знаешь!
— Не бойтесь, Доминикова — умная баба, а у Ягны тоже голова на плечах.
— Ты так думаешь? — воскликнул Борына радостно и подсел к ней.