Мужской день
Шрифт:
Тогда я сунул внутрь свой полтинник и сказал уверенным голосом (как делал когда-то мой друг Колупаев):
– «Яву»! Для папы! Он болеет...
А потом помчался на велосипеде обратно домой.
Но Витька курить наотрез отказался.
– Я боюся! – честно сказал он.
И я в сердцах выбросил целую пачку в кусты.
Со станции вдруг приплелся папа с огромной сумкой, набитой разной едой. Его никто не ждал, и все очень удивились. Тетя Катя охала, хлопотала, а папа, совершенно не обращая на меня внимания, играл с Мишкой.
Тетя Катя зажгла
Когда вы включаете свет во время дождя – вы всегда это чувствуете: как будто кто-то ходит между живыми людьми. В тот вечер я тоже это почувствовал. Я попытался рассказать папе про фильм, но он только сказал:
– Я не смотрел.
Потом мы что-то ели, потом папа стал волноваться, посматривать на часы, он ждал маму, потом стало темно, а потом папа заснул.
Мы смотрели, как он спит, и не знали, что делать.
А поздно вечером маму ограбили, когда она шла с электрички.
Сзади на нее напал какой-то дядька, повалил в канаву, отнял сумку и убежал.
В сумке были деньги, как ни странно, целая зарплата.
Впервые я видел, как мама горько и безутешно плачет. Я подошел, обнял ее, но она вырвалась и закричала на папу:
– Ну почему, почему ты меня не встретил? Я же тебе говорила!
А папа сидел и глупо улыбался. Мне сначала захотелось его стукнуть, но потом я посмотрел, как он странно улыбается, и мне его стало жалко.
Папа был совершенно подавлен всем происходящим.
Мама была в шоке, она еще не оправилась от страха, сидела и молча глядела в окно.
Папа заставлял ее пить чай, но она отказывалась:
– Не хочу. Я же просила тебя меня встретить! Разве нет?
– Да! – покорно говорил папа. – Но я заснул.
– Ты заснул, а на меня напали! – говорила мама, и опять начинала плакать, а тетя Катя плакала вместе с ней и зачем-то беспрерывно мыла пол.
– Кать, перестань! – говорила мама. – Зачем ты это делаешь в час ночи?
– Марина, я не могу... Я хоть пол помою. А то сейчас милиция приедет. А у нас грязно.
Мама начинала хохотать, а потом опять плакать.
Успокоилась мама ровно в тот момент, когда к нам приехала милиция: двое плотных мужчин в обычной одежде. Она сразу стала на них ругаться.
– Вы сейчас где были? Выпивали, наверное? – ругалась она на милицию. – А на меня напали, между прочим, в двух шагах от станции! Где ваш пост? Где ваш пост, я спрашиваю? Почему вы не дежурите в ночное время? Или вы возле пьяного магазина дежурите?
– Вы не ругайтесь, гражданочка, – спокойно оправдывался один из милиционеров. – Сейчас дознание будем производить. Потом соберем улики. Потом ловить начнем гада. Вот так вот. И все путем.
– Каким путем? – горько смеялась мама. – Тут на людей нападают в двух шагах от станции, а у вас все путем.
Милиционер записал мамино имя, отчество, фамилию, где работает, сколько лет, а потом начал производить дознание.
– Злодея запомнили? – тихо спросил один.
– Да ничего я не запомнила! – расстроенно сказала мама. – Налетел сзади, повалил, душить начал, потом вырвал сумку и убежал. Как я его запомню
– Обидно! – сказал другой. – Значит, душить начал? А больше ничего?
– В каком смысле? – обиделась мама.
– Ну... никакого вреда он вам не нанес?
– Вы мне дело не шейте, – сказала мама. – Нет, он мне больше вреда, слава богу, не нанес, хотя и мог бы, – она посмотрела в сторону папы. – Но не нанес. Ему деньги были нужны. Наверное.
Повисла некоторая пауза, после чего один из дознавателей спросил:
– А одет был хоть во что?
– В рубашку и брюки, – устало сказала мама. – Больше ничего не помню. Убежал в сторону поселка.
– Ну ладно, гражданочка, – сказал один из милиционеров и поднялся с места. – Давайте проедем, посмотрим.
– А это очень нужно? – спросила мама. – А то у меня дети вон не спят.
– Ну... если заявление будете писать, тогда да, – сказал другой.
Мама беспомощно посмотрела на папу, и он кивнул.
Милицейская машина увезла их к станции, а я вышел на улицу.
Во всем поселке горел свет только в нашем доме.
Я поднялся на второй этаж. Тетя Катя по-прежнему мыла пол на первом.
Мишка не спал. Он стоял и внимательно смотрел на меня.
Тогда я стал показывать ему рожи. Я показывал ему милиционеров, папу, грабителя.
Я показывал ему Витьку и Раю, я показывал ему себя, я ему вообще показывал все. Все на свете.
Тень – моя тень от лампы – прыгала на стене. Все казалось каким-то нереальным: ночь, то, что Мишка не спит, то, что маму ограбили, и то, что за окном шумит наш, хотя и государственный, сад.
Мишка, мой брат, смотрел на меня по-прежнему внимательно, словно хотел спросить: что случилось-то?
– Маму ограбили, – сказал я. – Понимаешь?
И он кивнул.
– Но ты не бойся, – сказал я. – Я с тобой. Я – гений дзюдо.
ДЕТСКИЙ ПАРК
В детском парке Павлика Морозова всегда царила приподнятая, но немного мрачная атмосфера.
Здесь всегда было идеально чисто, ходили дворники в фартуках с метлами и поливальными шлангами. Здесь проходили торжественные пионерские линейки. А также забеги детской игры «Веселые старты».
Мне лично казалось, что никто сюда не приходит просто так погулять или, к примеру, подраться, никто не лузгает семечки, вольготно расположившись на парковой скамейке, – может быть, если только с наступлением темноты, когда все старушки уходят домой, да и то я что-то сильно в этом сомневаюсь. Быть может, звучали иногда в тишине морозного зимнего вечера в детском парке бодрый женский смех и неприличные слова, срывающиеся с губ румяных людей, охваченных радостью жизни, – но даже и эти бодрячки предпочитали сидеть поближе к ограде, жались к уютному сундуку обувной фабрики, светившемуся окнами и глухо гудевшему даже поздно ночью... А в середину парка они тоже ходить не любили. Порой эти бодрые люди просто перелезали через забор по соседству к маленькому Дому пионеров, тоже имени Павлика, но возле которого не было ни чопорных дорожек, ни похоронной свежести, ни бронзового памятника убиенному герою, а было просто тихо и валялись ветки старых деревьев.