Мужской день
Шрифт:
Почему я об этом знаю? Потому что мама у меня была химик-технолог и писала диссертацию о свойствах искусственных волокон. И чтобы написать ее, иногда брала меня в библиотеку в читальный зал, подсовывала какую-то ерундовую детскую книжку и говорила, чтобы я сидел тихо. Но я долго не сидел, выходил во двор и начинал копаться в любимой мной с детства городской земле.
Ну так вот... О моих странных наклонностях.
Книжек про индейцев и хорошую фантастику никто мне не давал, а давали всякое барахло. С большим трудом у тети Розы обнаружил Буссенара «Капитан Сорви-голова». Прочел пять раз. А потом я однажды взял и заболел.
Ну
может сравниться с этим делом по степени получаемого удовольствия. Ну а мне-то читать было совершенно нечего! Все эти детские штучки-дрючки я уже пролетел, «Том Сойер» был прочитан (тоже взял у тети Розы), и вот, горестно вздохнув, я отправился к родительскому книжному шкафу. Не очень-то большой это был книжный шкаф, скажу я вам, но интересный. Так уж у моего папы с тетей Розой получилось, что когда они делили дедушкину библиотеку, то решили вообще ничего не делить, чтобы не обижаться друг на друга, а просто папа возьмет что ему хочется. Ну он и взял.
Вял он толстые-претолстые однотомники Салтыкова-Щедрина, Чехова (за что впоследствии я ему был очень благодарен), а также собрание сочинений Н. С. Сергеева-Ценского. По-моему, двенадцать томов. Или десять.
Очень быстро я вдруг понял, что процесс чтения интересен мне сам по себе. И читать можно о чем угодно. Поэтому я взял первый том «Севастопольской страды» и начал ее читать. А это книга, как известно, о Крымской кампании 1853 – 1856 годов (проигранной, кстати, Россией объединенным войскам союзников подчистую), о Корнилове и Нахимове, о других героических адмиралах, о Севастополе и обороне Севастополя. В четырех томах. И вот я прочел первый том, второй, третий... И стали родители думать – уж не вундеркинд ли я? А потом я начал читать другое произведение Сергеева-Ценского – «Освобожденная Россия» – тоже в четырех томах. И тут уже родители всерьез забеспокоились, стали выяснять что-то насчет спецшколы, насчет домашнего преподавания на двух языках, сколько это стоит и легко ли найти. Но тут я бросил читать собрание сочинений Сергеева-Ценского, и взял у тети Розы роман Николая Шпанова «Поджигатели» в трех томах (эпопея о холодной войне, страшно популярная в те годы в районных библиотеках) – и тут вообще наступил кризисный момент. Мама ходила бледная, во дворе ни с кем не здоровалась и в моем присутствии, как правило, молчала. Я же приходил после школы, бросал портфель и сразу садился за «Поджигателей», даже не доев суп.
Так продолжалось два или три дня, и я, наконец, бросил «Поджигателей»... И все эта проблема со спецшколой и с домашним обучением как-то сама собой рассосалась к всеобщему удовольствию (маминому, папиному и тети Розиному, поскольку она тоже считала себя в ответе за все).
Короче, поделиться Сергеевым-Ценским, Гоголем, Чеховым, а также Мопассаном было мне во дворе решительно неудобно, а пожалуй что и не с кем, кроме Женьки Хромого. Поэтому когда в желтом доме открыли две бабушки-общественницы общественную библиотеку, я тоже туда побежал за Женькой. В надежде как-то расширить круг своих познаний. И найти, наконец, Фенимора Купера или Майн Рида.
Исследователям далекого прошлого наверняка будет интересно узнать, что хоть библиотека у двух бабушек-общественниц была и не государственная, а все равно на нее через жэк полагались какие-то там средства, то есть деньги. И хотя, я думаю, начальник жэка долго плевался и отбивался от этих двух безумных старушек, пришлось ему
книжные стеллажи (откуда он их взял, интересно было бы спросить теперь, через тридцать лет), покрасить дверь и выделить некую сумму наличных денег на приобретение наглядной агитации.
Поэтому когда мы в первых рядах пришли с Хромым в этот отреставрированный для приемов населения подвал, который просто весь блестел и пах свежей краской, здесь нас встретили как дорогих гостей, записали в книжечку и пригласили самим пройти в зал выбрать то, что нам больше нравится.
Отмечу, что старушек звали Анна Степановна и Юлия Моисеевна, обе белые как лунь, но совершенно бодрые и похожи были, как родные сестры, из-за необычайно малого роста и живого блеска в глазах.
Женька Хромой быстро выбрал себе что-то про войну, а я стал медленно ходить между стеллажей, пахнущих свежей весенней помойкой и искать книгу по душе.
«Вот так, – думал я, – в других дворах разве есть библиотеки? Да нету ни фига. Что там вообще может быть? Жалко только, что не в нашем доме библиотека, а так вообще здорово. И старушки молодцы, Анна Степановна и Юлия Моисеевна». Тут я заметил, что как-то ничего интересного мне на полках не попадается, и повернул обратно.
– А скажите, – набравшись смелости, спросил я Анну Степановну, которая как раз в этот момент разговаривала с каким-то пожилым человеком в очках, – нет ли в вашей общественной библиотеке книг таких писателей – Фенимор Купер или Майн Рид?
Повисла пауза.
– Видишь ли, мальчик, – улыбнулась мне Анна Степановна, – таких книг у нас нет. У нас библиотека общественная, жильцы нашего дома отдали кто что может. В основном пожилые люди отдали свои библиотеки личные. А таких новых книг, недавно выпущенных, у нас нет. Так что извини. Поищи еще...
И я пошел искать.
Плохого я был мнения о жильцах этого дома, думал я, продолжая бесцельно кружить между стеллажей. А ведь они молодцы. Они не пожалели для нас, молодого поколения, своего труда, своих сил. И своих, между прочим, книг. Наверняка Анна Степановна и Юлия Моисеевна свои книжки тоже отдали. Но только подтверждается моя мысль, что дом этот старый и люди в нем живут очень давно. Принесли всякое старье, прости господи. Ну вот кто будет это читать?
И я стал раздражено ворошить поэтическую полку, где стояли Асеев, Мартынов, Антокольский, Багрицкий и другие великие советские поэты.
Тут ко мне подошла Юлия Моисеевна.
– Мальчик, – сказала она, – скажи мне, а ты читал «Три толстяка» Юрия Олеши?
И тут в моей голове что-то сверкнуло.
– Скажите... – загадочно ответил я вопросом на вопрос. – А у вас есть романы?
– Романы? – встрепенулась Юлия Моисеевна. – Русских писателей? Или советских?
– Ну может и русских, – уклончиво ответил я.
– Пойдем, – радостно сказала Юлия Моисеевна.
И отвела меня в укромный уголок, где стояла целая полка романов русских писателей, ужасно истрепанных, переклеенных, зашитых суровой ниткой. И среди них особенно выделялась своей толщиной «Анна Каренина» Льва Николаевича Толстого.
– Ну вот я это возьму, – торжественно сказал я и показал пальцем прямо на «Анну Каренину».
Тут Юлия Моисеевна немного всполошилась:
– А ты уверен, мальчик, что эта книга тебе подходит? А ты не думаешь, что эта книга скорее предназначена взрослым, нежели детям? А как ты считаешь, твоя мама одобрит твой выбор? – семенила она вокруг меня, пока я решительно вытаскивал книгу, примеривал ее на вес, проверял, все ли целы страницы, и шел записывать ее в свой формуляр...