Мужской день
Шрифт:
– А что случилось-то? – спросил кто-то из толпы.
– Граждане, разойдитесь! – поморщился милиционер. – Не создавайте скопления.
– Сами тут стоят, пройти не дают! – крикнул тот же добрый человек.
Тогда милиционер подумал и вдруг сказал:
– А пойдемте в дежурную комнату, там все и выясним.
– Что? – сказала мама. – В какую еще дежурную комнату?
– Да это тут, недалеко, за углом... – как-то застеснялся милиционер.
– Ну пойдемте! – вдруг грозно сказала мама. – Это я на вас в суд подам за оскорбление личности.
–
– Ага! – вдруг оскорбленно сказала мать обладателя ста машинок и дедушки из-за границы. – Вы тут все заодно! Это же спекулянты! Я же вас видела! В женской комнате! – показала она пальцем на нашу фею, которая крепко прижимала к себе газетный сверток. – А вы их покрываете! – обратилась она к милиционеру. – Они моего ребенка чуть не избили, а вы их покрываете!
Милиционер слегка рассвирипел.
– Знаете что, женщины! – сказал он. – Вы тут со своими детьми сами разбирайтесь!
– Нет! – вдруг сказала мама. – Я этого так не оставлю. Меня оскорбляют, а я должна терпеть? Идемте составлять ваш протокол! Никто не смеет мне угрожать! И меня обзывать! («А с тобой я разберусь дома!» – прошептала она мне.)
Милиционер снял с головы фуражку и тоскливо оглянулся вокруг.
Краснопресненский универмаг по-прежнему красиво блестел и загадочно шумел. Я почувствовал, что кружится голова, и закрыл глаза. Чтобы слегка отдохнуть от разнообразных впечатлений.
Но мне тут же пришлось открыть их вновь.
– Ах ты дрянь! – заорала вдруг на весь магазин наша добрая фея в цветном платке. – Ах ты скандалеза! Ах ты королева бензоколонки! Да как ты смеешь порядочных людей! Да я тебя... Я тебе... Я с тобой.... Я не посмотрю....
Женщина в сиреневом платке попятилась от неожиданности. Обладатель ста машинок спрятался за нее.
Краснопресненский универмаг на мгновение замер.
Все продавцы и покупатели на мгновение остановились. Продавец-информатор прекратила делать объявление по местному радио, запнувшись на полуслове. Даже двери на первом этаже, раскрывшись, уже не захотели закрываться.
Я окончательно был готов провалиться сквозь землю, как вдруг милиционер тихо сказал:
– А ты, Любовь Петровна, иди-ка отсюда по-хорошему... И вы, гражданочка, тоже идите. Идите-идите.
Милиционер сказал это настолько тихо, что никто, как мне показалось, ничего не услышал. Но уже в следующую секунду (так мне тоже показалось) мы стояли на улице, за углом универмага, возле остановки, и тетка деловито пересчитывала деньги.
Отдышавшись, она вмиг опять подобрела, протянула маме сверток и сказала:
– Ишь! Будет тут свои порядки наводить! Паразитка! Знаю я таких: год как из деревни приехала, а уже ходит, разбирается! Корова!
Мы с мамой стояли и молча смотрели на нее.
– Ну все! Носите на
...Дома мама торопливо развернула сверток и вынула на свет божий кофейную куртку с молниями, застежками, кармашками, накладным болоньевым воротником, железными веселыми пуговицами, точно на мой размер (рукава, правда, были немного коротки), недорогую и хорошую.
Она погладила меня по голове и сказала:
– Мучение ты мое!
И я почувствовал, как дрожит ее рука.
ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ
Мы лежали на траве с Колупаевым и Суреном.
Не так уж часто доводилось нам, если честно, полежать на траве. Все газоны в нашем сквере были утыканы табличками «По газонам не ходить».
Но этот день был какой-то, наверное, особенный. Все будто вымерло от жары. Колупаев показал нам такое место, где с трех сторон нас закрывали кусты.
Он снял рубашку и сказал, что будет загорать, а мы как хотим.
– Мы тоже хотим! – сказал Сурен и начал снимать свою голубую рубашку.
– Мы не хотим! – сказал я и лег на живот, лицом в траву, чтобы никого не видеть.
Сурен посмотрел на меня и начал застегивать рубашку обратно.
– Мы тоже не хотим! – сказал он и последовал моему примеру.
– Лева! – сказал он через некоторое время. – По мне тут ползает кто-то! Это кто вообще?
– Не знаю. Вокруг живая природа, – сказал я. – А ты как думал? Это тебе, брат, не шутка. Сними рубашку и ложись на нее. Тогда и ползать не будут. Или будут, но не сразу.
– А по тебе они что, не ползают? – спросил Сурен.
– Ползают немножко, – сказал я. – Но я стараюсь не замечать. Я думаю о чем-то.
– О чем, Лева? – заинтересовался Сурен.
– Вы заткнетесь когда-нибудь? – спросил Колупаев. – Я, на фиг, загораю. Я сплю. Мне снятся сны о хорошем. А вы какой-то бред несете. Замолкните, гады!
– А что тебе снится хорошее? – заинтересовался Сурен.
– Не скажу, – сказал Колупаев. – Не мешай, Сурен. Добром прошу.
И стало тихо.
В этом момент я зачем-то открыл левый глаз. И обнаружил, что мы здесь не одни.
Я тут же закрыл левый глаз обратно. Но это уже не помогло.
То, что я увидел, стояло у меня перед глазами: в траве лежала девушка и какой-то мужчина рядом с ней.
Горячая щека и нежные волосы, мужская рука и яркая кофточка, чуть сбившаяся на плече – вот и все, что я увидел.
Теперь я боялся шевелиться, даже дышать. Мне казалось, что я буду настигнут и разоблачен. Теперь я чувствовал все. Я все слышал.
Сурен похрапывал рядом. По мне действительно ползали какие-то твари. Шумел трамвай. Разговаривали люди в двух шагах отсюда.