Железнодорожные вагоныв тамбуры затаривают тьму.Станции, окурки, перегоны,переезды. Слуху моемумузыкой далекий этот скрежеткажется. Вольфрамовая нитьлампочки кому-то перережетгорло или вены – не зашить.И не надо. Поздно. Умирая,не давала мне заснуть всю ночьм'yзыка? музыка? – я не знаю.Но ничем, ничем ей не помочь.2002
«Руки в брюки и шарфик на шею…»
Руки
в брюки и шарфик на шею.Узелочки ленивого дыма.Мы умрем и уже хорошеем,и канаем вразвалочку мимо.Плащичок нараспашку и ворот.Ухмыляясь, прилипла к губампапироска. Единственный Городесть на свете – мы встретимся там.На каком-то с последним трамваемзатихающем насмерть проспекте.И из горла слова выбираемпри безжалостном, вспыльчивом свете.Это зрячие ночи под векитак и просятся, выход ища.Но над нами музыка навекиза поэзию, дружбу и сча…2002
«Смешение желтого с красным…»
Смешение желтого с красным,тумана и пегого дыма —не то чтобы разнообразно,а как-то непоправимо —как привкус, во рту горчащий.Опального цвета листьяотбросили в небо чащии требуют твердой кисти.Матерчаты их подкладки.В прожилках застыло кровидревесной струение – складки,морщины, бороздки, брови,что липнут лицом к изнанкеплаща. И без всяких спичекрдеют в глухой несознанкерябины – к прокорму птичек.Слепые лучи пронзили —прищурясь, насквозь, отвесно —столпами граненой пыликорявую поросль леса —да так, что слезится окоот света и куст на колениприпасть норовит ненароком,споткнувшись своей же тени.Ты тоже хромой и хворый,изменник, хоть вон отсюда!Пылай, хорохорься, вор ибеспочвенник сам, покудане сумрачен ты, не ясен,а просто сегодня в ударе —покуда и клен и ясеньклубятся, как на пожаре!2004
«Дождь третьи сутки стоит в окне…»
Дождь третьи сутки стоит в окне.Каждый вечер Хрюши и всякие там Степашки.И местная телеведущая улыбается мне —как бутылка пива, радуясь открывашке.Наступает осень – да ну её! —чтобы жечь изжогой, листвой, глаголом.Потому что если висит ружьёна гвозде, то закончится все валидолом.Гаркнут дружно птицы, летя на юг.Только в'oроны держатся в черном теле.Да и время, знаешь, оно на кругне сошло, а исчезло на самом деле.Оно прицелилось прямо в лобсебе, а, бездомные, в коридоретак и ждут владельца вещички, чтобв секонд-хенд гурьбой ломануться вскоре.2006
«На экране пульсирует клип…»
На экране пульсирует клип,словно горло во время болезни.Ходит-бродит под окнами типи горланит ахейские песни.Ночь мрачнеет за ветхим окном.Только месяц один молодеет.И сидит человек за столом,опасаясь, что он не успеетподобраться к исходу строки,пережить эту нежную осень,долюбить, дописать – вопрекисамому себе, может быть; просиньвспоминая дневную в ночии отзывчивой рифмы созвучьяподбирая на ощупь: звучи,моя музыка! Ветви и сучьяи стволы почерневшие там,за стеклом, завывающий ветер.Эта осень останется намсамой теплой и светлой на свете.Спи, любимая: скоро рассвет.Тьма стоит за согбенной спиною.Только знаешь, похоже, что нетничего за безудержной тьмою.24–25.10.2009
«Все чаще уставая от людей…»
Все чаще уставая от людей,я всматриваюсь в пристальную осень:мы приручаем женщин и детей,но собственного дара не выносим.Ах, если бы мне вымолвить о томдавали больше времени и силы!Слова толпятся в воздухе пустомза право унаследовать могилупод твердью неизбежной, слюдяной,стеклянной, оловянной, деревянной —как будто бы не ведают инойсудьбы, как у солдата, безымянной;как будто свет подвел себе чертуи медленным пронзительным движеньемзакутался в беспечную листву,приговоренную к сожженью.А мы живем, прерывисто дыша,бренчим ключами, отпираем двери.Наверно, ночь и вправду хороша.Наверное – но мы уже не верим!И кажется: неведомо кудауходит все. И только где-то с краюсияет беспощадная звезда,названия которой я не знаю.30.05.–03.06.2012
«Речь – клевета. Молчанье – ложь…»
Речь – клевета. Молчанье – ложь.Сглотни остатки алкоголя.Звезда пронзительна – как нож,и одинока – как неволя.Над ночью вспышка и щелчок.В ладонях остывает город.И осень кликает на «ОК»,встает и поднимает ворот.13.09.2012
Провинциальная муза-2003
Осень умна, как в прозе – поэт.Листья спускаются наискосок.В бархатном ящике спит пистолет.Иней сребрит висок.Это опять паутинка к щекелипнет, щекочется, льнет.И на чернеющей густо рекезвонкий – по краешку – лед.Пар выдыхая, с отъезжих полей,с рыси сбиваясь на шаг,кони плетутся. И несколько днейзагустевает мрак.Это пока что боками и ртомдышится. Женщина спит.Полоза скрип – это то, что потом:снег и «такой-то убит».2004
«Перешли одногодки на прозу…»
Перешли одногодки на прозуили вовсе ушли в интернет.Но ни пьяный, ни даже тверезыйне откликнутся – кликни – в ответ.Слишком поздно и слишком далёко.Одиночеству шлю смс.Почитаю-ка позднего Блока —без любви и «Возмездия» без.Ничего, это все поправимо.Посмотри, как плывут облакаи проносится медленно мимочья-то младость. Шепчу ей: «Пока!».До чего же легко и беспечно —и подошвами тихо шуршапо осенней листве скоротечной,и глуб'oко пока что дыша!Это даже почти что свобода,ниоткуда лиющийся свет.Полтора ослепительных годаили, может быть, два – и привет!24.10.2009
I
«Но проходит оторопь октября…»
Но проходит оторопь октября,а ноябрь – тень улетевшей птицы.С этим воздухом что-то творится зря,непоправимое что-то творится.Он сгущается медленно над головойи твердеет в застывшей гортани.Я уже ухожу – и оплакан тобой.До потери своих очертанийобнажаются руки увечных дереви простертое небо пронзают безвольно.А листва под подошвы ушла, умерев, —ей не больно. Наверно, не больно.
II
«Этот день задыхается – вряд ли от счастья…»
Этот день задыхается – вряд ли от счастья.Я с трудом ему поднимаю вежды.И в душе моей, в ее светлой части,не осталось нежности и надежды.Воздух сузился – не прорастет ни словаиз него никак. И молчат чернила.И стоит тоска, не уходит снова —потому что очень меня любила.Остывают крови осенней токи.Цепенеет сердце. Мерцает влажновзгляд прощальный.Но вот наступают сроки —и дневные звезды тускнеют даже.29.10.2009
