Музыкальные диверсанты
Шрифт:
Александр Галич, Булат Окуджава, Юлий Ким, Владимир Высоцкий, Юрий Кукин, Евгений Клячкин, Юрий Визбор, Александр Дулов, Александр Городницкий, Юзеф Олешковский (орфография сохранена. — М. К). Официально непризнанные, часто старательно замалчиваемые, исполняемые чаще всего где-нибудь на дому, их песни пользуются огромной популярностью в Советском Союзе. Став одной из ветвей “самиздата’’, они распространяются в бесчисленных магнитных записях…»
Двумя годами позже в Париже, не где-нибудь, а в издательстве «ИМКА-пресс», издается уже не пластинка, а целых 30 кассет и трехтомник «Песни русских бардов»:
«Три маленьких сборничка — тексты песен с тридцати имеющихся в распоряжении издательства кассет современных русских, можно сказать, бардов, а можно и шансонье, трубадуров, разве что “барды” более
Придирчивый эстет мог бы вздохнуть по поводу поверхностности и эпигонства бардов второго, третьего и п-го разряда по поводу разрыва между ними и такими настоящими поэтами, как Окуджава, Галич, Ким, Высоцкий (парадоксально выигрывающий в чтении — даже не любитель его песен обнаруживает стихийную изобретательность его поэтики). Но издание не задумано как антология, как лучшее из лучшего, оно верно и объективно отражает картину того, что поют сейчас в России. И кто поет сейчас в России. Каждый — особенно каждый юный — читатель сам разберется, что ему нравится, что он сам запоет, зная теперь точный текст и подыгрывая себе на гитаре, или подпоет одной из подобных же кассет. Кажется, особенно полезно будет это издание для “эмигрантских детей”: даже у бардов малого калибра они найдут сегодняшний, живой, иногда забористый, насыщенный уличным жаргоном русский язык.
Одно обидно: кассетные барды полностью отождествлены с текстами, которые они поют. Только одному Хлебникову повезло: над песней Евгений Бачурина “Как по речке по Ирану” написано: “стихотворение Велимира Хлебникова” (вероятно, эти слова взяты прямо с пленки, все остальные песни Бачурина — на его собственные тексты). Но Бертольт Брехт и Иосиф Бродский, Борис Слуцкий и Андрей Вознесенский, прелестный детский поэт Эдуард Успенский и совершенно офальклоренный Юрий Алешковский (и снова орфография сохранена.) — вот первые попавшиеся имена не удостоенных упоминания авторов текстов. Даже “Очи черные” и “Утро туманное, утро седое” попали в песни Высоцкого, раз уж он их спел и записал. Конечно, не всегда легко установить реальное авторство некоторых песен, но стоило, во-первых, сделать это во всех поддающихся определению случаях, во-вторых, поместить хотя бы краткое издательское примечание о том, что наличие песен на кассетах того или иного барда не всегда означает авторство текстов. К слову, об авторстве двух песен, то признаваемых за лагерный фольклор, то оспариваемых разными авторами. Уже упомянутому Алешковскому принадлежит написанная в начале 1960-х годов песня “Товарищ Сталин, вы большой ученый”. Знаменитая песня “Стою я раз на стреме” сочинена в 1946 году ленинградским филологом-германистом Ахиллом Левинтоном, который в тот момент отнюдь не предполагал, что и ему придется скитаться по тюрьмам, но вскоре получил свои двадцать пять (свидетель обвинения — провокатор Север Гансовский). Обе песни, войдя в фольклор, обросли многочисленными вариантами, не всегда совпадающими с изначальным текстом».
Портрет Булата Окуджавы на титульном листе книги стихов издательства «Посев». /97/. Художник Я. Трушнович
Конечно, наши советские барды никакими «диверсантами» не являлись, но их песни, изданные на Западе эмигрантами, на пластинках с совсем несоветскими названиями обретали, согласитесь, иной смысл. Этот реэкспорт заставлял искать подтекст даже во вполне безобидных текстах. И видеть скрытые символы там, где их, может, и нет.
Но участники холодной войны с той стороны баррикад делали свою работу и старательно искали подрывные мотивы во всем.
Например, казалось бы, вполне лояльного режиму и признанного Окуджаву, воспевшего «Комиссаров в пыльных шлемах», издавали в семидесятых в таком одиозном издательстве, как «Посев». Чего добивались инициаторы подобных акций? Создать еще одного Солженицына или Галича? Столкнуть поэта лбом с властью и потом переманить на свою сторону? Может, и так… А скорее всего, тонко чувствующие конъюнктуру эмигранты просто искали возможность необременительного заработка на известных именах. Ведь ничто не привлекает так сильно, как запреты. Все «подпольное», «замалчиваемое», «урезанное цензурой» тут же разжигало любопытство и окутывалось привлекательным флером недоступности и тайны…
Справедливости ради замечу, что, по свидетельству коллекционера Владимира Ковнера, в первых записях Окуджавы (которые относятся к 1959 году) звучала не только лирика, но и, например, старинная тюремная песня «Течет реченька». Да и в целом ранние песни Окуджавы («А мы швейцару…», «Девочка плачет», «На Тверском бульваре») были явлением совершенно необычным для того времени. Недаром секретарь ЦК комсомола С. Павлов заявил в 1961 году:
«…что касается Булата Окуджавы и иже с ним, то уж таким сподручнее делить свои лавры с такими специалистами будуарного репертуара, как Петр Лещенко».
Советская политика запретов и репрессий невольно способствовала созданию целой плеяды звезд и раскрученных брендов: Пастернак и «Доктор Живаго», Солженицын и ГУЛАГ, Сталин и Siberia, Толстой и tsigane были (да и остаются) известны каждому без перевода.
Обложка пластинки с саунд-треком из фильма Д.Лина «Доктор Живаго». 1965
Грамотный продюсер всегда найдет применение таким раскрученным в массовом сознании образам. Стоило вспыхнуть грандиозному скандалу с вручением Нобелевской премии Борису Пастернаку и запретом его романа в СССР, как он стремительно (в рамках спецоперации ЦРУ) был опубликован по-русски на Западе, а вскоре экранизирован. Песня Лары и другие мелодии кинофильма лет двадцать кочевали потом с пластинки на пластинку. Когда десять лет спустя история повторилась, оборотистым парням оставалось лишь не мешкать и ловить момент.
Глава 14. Gulag song
«Крутится японская кассета:
“Все пройдет, мой друг, не унывай!” —
Ломкий тенорок с чудным акцентом
Мне поет про Туруханский край…»
Враг государства
Русский писатель, лауреат Нобелевской премии Александр Исаевич Солженицын (1918–2008)
Зимой 1974 года писатель и диссидент Александр Исаевич Солженицын был выслан из СССР. Формальным поводом стала публикация во французском издательстве «ИМКА-пресс» в 1973 году его романа «Архипелаг ГУЛАГ». Этому предшествовал целый ряд важных событий.
Активность писателя давно мешала властям.
Еще в конце шестидесятых, ознакомившись с рукописью «Ракового корпуса», КГБ было поручено устранить дерзкого автора. Одному из агентов действительно удалось отравить Солженицына, но он чудом выжил, покрывшись, по собственным воспоминаниям, устрашающими, размером с блюдце, нарывами.
Резонанс от его деятельности был слишком высок. В условиях декларируемой миру политики разрядки советские старцы не могли быть столь прямолинейными и вынуждены были решать вопрос иными, более цивилизованными, способами.
Из записки председателя КГБ СССР Ю. В. Андропова от 17 июля 1973 года:
…Проводя работу по антисоветскому воздействию на лиц из своего окружения, Солженицын установил и расширяет с этой целью контакты в различных городах страны. Его единомышленники выявлены в Крымской области, Рязани, Тамбове, Новочеркасске и в других городах. Особый интерес представляют знакомые Солженицына в Ленинграде, среди которых стоящий на антимарксистских позициях Доктор филологических наук Эткинд Е. Г., автор провокационного так называемого «Письма Бродского в ЦК КПСС»; пенсионер Самутин Л. А., отбывавший наказание за службу в Русской освободительной армии предателя Власова в качестве начальника культчасти воинской бригады; пенсионерка Воронянская Е. Д.; преподаватель музыки Иванова Е. В. и другие. Все они активно поддерживают Солженицына, разделяют его враждебные взгляды, размножают и хранят его сочинения.
…Антисоветская сущность поведения Солженицына отчетливо прослеживается и в его литературном творчестве. Все задуманные и частично готовые сочинения, рассчитаны на развенчание идей Великой Октябрьской революции, дискредитацию истории советского государства, инспирирование антиобщественных акций.
«Апофеозом» своих враждебных сочинений Солженицын рассматривает законченный роман «Архипелаг ГУЛАГ», который, по словам его единомышленников, призван показать советской и зарубежной общественности «кровавое истребление народа, страдания миллионов, потаенную скрытую каторжную жизнь доброй половины русского народа за полвека правления коммунистов». Сам Солженицын считает, что «Архипелаг» «…вещь убийственная, это такая убойная вещь!» [43]
43
Публикуется по книге «Кремлевский самосуд».