Музыканты смеются
Шрифт:
Я урегулировал конфликт, подав "дипломатический" совет выкрасить коней в черный цвет. Вагнер схватил меня за руку и воскликнул: "Вы спасли мне жизнь!" Спектакль состоялся".
В 1877 году Вагнер выступал с концертами в Лондоне. В числе оркестрантов был немецкий музыкант Отто Дрейхман. На одной из репетиций Вагнер, крайне недовольный трубачами, сдерживая ярость, обратился к Дрейхману:
— Скажите этим ослам, что если они не будут играть прилично, я выкину их вон!
Дрейхман, исполнявший роль переводчика, немедленно
— Джентльмены, маэстро вполне отдает себе отчет в тех затруднениях, которые причиняет вам его музыка. Он просит вас делать все, что в ваших силах, и ни в коем случае не волноваться.
ЗАПОЗДАЛАЯ ЛЮБОВЬ
Однажды к директору Миланской консерватории явился юноша и попросил проэкзаменовать его. На вступительном экзамене он играл на рояле, показывал свои сочинения. Через несколько дней он получил ответ: "Оставьте мысль о консерватории и найдите учителя среди городских музыкантов". Это было в 1832 году, а через несколько десятков лет Миланская консерватория добивалась чести носить имя некогда отвергнутого ею музыканта. Это имя — Джузеппе Верди.
Д. Верди.
Рисунок Э. Карузо
После постановки "Аиды" ее автора засыпали восторженными письмами. Но среди них было и такое: "Шумные толки о вашей опере "Аида" заставили меня отправиться 2-го числа этого месяца в Парму и побывать на представлении… В конце оперы я задал себе вопрос: удовлетворила ли меня опера? Ответ был отрицательный. Я сажусь в вагон и возвращаюсь домой в Реггио. Все окружающие только и говорят о достоинствах оперы. Мною опять овладело желание послушать оперу, и 4-го числа я опять в Парме… Впечатление мною вынесено следующее: в опере ничего нет возбуждающего… После двух-трех раз "Аида" будет в пыли архива. Можете судить, многоуважаемый Верди, каково мое сожаление об истраченных лирах. Прибавьте к этому, что я человек семейный и такой расход не дает мне покоя. Поэтому я обращаюсь прямо к вам с просьбой возвратить мне означенные деньги…"
В конце письма был предъявлен двойной счет за железную дорогу туда и обратно, за театр и ужин. Итого шестнадцать лир.
Прочитав письмо, Верди поручил своему издателю выплатить деньги, но с вычетом четырех лир за два ужина, так как "поужинать синьор мог бы у себя дома", и просил взять с него подписку, что он никогда не будет слушать опер Верди "во избежание новых расходов".
Когда Джузеппе Верди закончил оперу "Трубадур", он пригласил одного из приятелей, видного критика, и ознакомил его с некоторыми важнейшими фрагментами оперы.
— Ну, как? — спросил композитор.
— Если быть откровенным, то мне все это кажется очень плоским и невыразительным.
Обрадованный Верди тотчас же бросился ему на шею:
— Как я вам благодарен, как счастлив! Ведь если произведение не понравилось вам, то оно несомненно понравится публике!
Однажды Верди проводил лето в Монтекатине,
— У меня есть еще две комнаты, — сказал Верди, — но там я храню очень нужные мне вещи.
Верди открыл двери в эти таинственные комнаты. Гость увидел целый склад шарманок.
— Когда я приехал сюда, — пояснил композитор, — владельцы этих инструментов услаждали мой слух ариями из "Травиаты", "Риголетто", "Трубадура". И вот я решил скупить все шарманки. Это удовольствие обошлось мне довольно дорого, но зато теперь я могу спокойно работать.
Перед премьерой оперы "Фауст" у французского композитора Шарля Гуно опросили, сколько примерно лет Фаусту.
— Нормальный человеческий возраст, — ответил он, — шестьдесят лет.
Самому Гуно было тогда сорок.
Спустя двадцать лет Гуно задали тот же досужий вопрос.
— Нормальный человеческий возраст: примерно восемьдесят лет, — ответил композитор.
Ш. Гуно.
Шарж
Посла первого же представления "Фауста" Гуно популярность оперы среди парижан росла с каждым днем. Издательство не успевало выпускать клавиры и попурри на темы этой оперы.
Однако материальное благополучие композитора не повышалось…
Однажды владелец музыкального издательства пригласил Гуно покататься на санях по Булонскому лесу. Создатель "Фауста" явился в своем старом, изрядно потертом зимнем пальтеце; издатель, ожидавший его в загородной вилле, был одет в новенькую, с иголочки, элегантную шубу.
Гуно пощупал пальцами дорогостоящую вещь.
— Поздравляю, — сказал он, улыбаясь, — подарок "Фауста", не так ли?
Шарль Гуно как-то разговаривал с молодым композитором. Автор "Фауста" задумчиво произнес:
— Чем дальше мы продвигаемся в нашем искусстве, тем больше ценим своих предшественников. Будучи в вашем возрасте, я говорил о себе: "Я". Двадцати пяти лет говорил: "Я и Моцарт". В сорок лет: "Моцарт и Я". А теперь говорю тихонько; "Моцарт".
А. Мишуга в опере "Галька".
Шарж А. Любимова
После первого представления "Гальки" в Вильне в 1854 году польский композитор Станислав Монюшко спросил своего знакомого, старого шляхтича, как ему понравилась опера.
— Э… там… очень длинная история! Дал бы стольник дивчине корову в первом акте, и дело с концом!
Ж. Оффенбах.
Карикатура из французского журнала