Мы и наши малыши
Шрифт:
Короче говоря, взаимодействие младенцев и тех, кто за ними ухаживает, построено на синхронии. И наблюдая за младенцами и их родителями в течение многих десятилетий, доктор Бразелтон убедился, что эта синхрония чрезвычайно важна для развития младенца: «Мы уверены, что “правильное” взаимодействие матери и младенца требует, чтобы оно было синхронизировано с самого раннего возраста, и что еще в период внутриутробного развития младенца траектории их совместного движения закладываются в ожидании подстраивания – особенно со стороны матери – сразу же после рождения» [101] . Доктор Бразелтон убежден в исключительной важности этой синхронии. Он предполагает, что во многих случаях недобора веса у младенцев и их матерей попросту не включились схемы совместного взаимодействия; как следствие, мать и дитя не смогли настроиться на общую волну и у них не произошло подстраивания. Для ребенка отсутствие синхронии с матерью является, как называет это Бразелтон, «нарушением ожиданий», когда приглашение к общению остается без ответа. Подобная рассинхронизация может возникнуть вследствие того, что, хотя у обоих действующих лиц навык синхроничности и заложен в их эволюционной природе, схемы взаимодействия при этом не являются жестко заданными, запрограммированными, и допускают значительную вариативность в том, как родители играют и реагируют на своих младенцев. Иногда система просто не срабатывает. К тому же надо учитывать, что люди – живые существа,
101
Brazelton et al., 1975, p. 148.
102
Насчет отцов см. Greenberg and Morris, 1974.
Вне зависимости от того, явилось ли это результатом сознательного выбора или спонтанного побуждения, между младенцем и ухаживающим за ним взрослым все-таки существует некоторая доля синхронии, некая доля взаимопонимания, доступная и тому и другому. С точки зрения эволюции наличие в системе механизма подстраивания младенца и взрослого друг к другу представляется логичным. Учитывая зависимость младенца и искреннее желание матери (которая, как правило, за ним и ухаживает) обеспечить его здоровье, они оба приспособлены для поддержания синхронии. Отцы также играют роль в этом подстраивании, и младенцы ориентированы и на них тоже.
Подстраивание объясняет и то, почему младенцы плачут, если их оставить одних. Они реагируют на неожиданную ситуацию – собственное одиночество. Ведь по сути они – детеныши приматов, и эволюция приучила их искать подстраивания, физической и эмоциональной привязанности, связи с более взрослой особью своего вида. Их плач – это плач удивления, смущения, подсознательной уверенности в том, что что-то не так. Бразелтон считает, что у младенцев заложены врожденные, предсказуемые реакции на соответствующие положительные действия родителей – если малыша взять на руки или покормить, он перестает плакать. Точно так же у них заложены и негативные реакции на негативные, несоответствующие или чрезмерные стимулы [103] . Способность руководить своим миром с помощью сна, плача или спокойного внимания – мощнейший инструмент в распоряжении младенца, утверждает Бразелтон, и мы должны уважать эту способность и реагировать на нее.
103
Brazelton, 1982.
Все, что мы знаем, указывает нам, что эволюция задумала детей приматов так, чтобы они физически привязывались к кому-то, кто будет кормить, защищать и ухаживать за ними, учить их, как вырасти человеком, – и миллионы лет естественного отбора приучили их не соглашаться на меньшее.
В норме родители и младенцы находятся во взаимозависимых двусторонних отношениях, эволюционировавших с целью удовлетворения интересов обоих. Младенцы нуждаются в родителях, чтобы расти и выживать, а родители нуждаются в младенцах, чтобы, в самом прямом смысле, передать дальше свои гены. И все-таки во многих культурах встречаются обычаи, которые, казалось бы, направлены на то, чтобы прерывать или разрывать эту связь. Например, женщины, кормящие грудью, свидетельствуют, что им хочется общаться со своими малышами и что они более отзывчиво реагируют на их проявления, чем те, кто кормят младенцев из бутылочки [104] . Но при этом в западной культуре и по всему миру поощряется искусственное вскармливание. Отцы, участвовавшие в рождении своих детей, постоянно говорят о том, что ощущают сильную привязанность к новорожденному [105] . Но при этом в западной культуре большинство мужчин по-прежнему устраняются из процесса рождения и воспитания детей. Родители однозначно предрасположены реагировать на жесты своих малышей, и сразу после рождения между ними происходит некое подстраивание, которое, вероятно, закладывает будущие модели поведения и речи. Но при этом женщины по-прежнему рожают под действием медикаментозных препаратов, которые не дают им отзываться на сигналы малыша, а самих младенцев оставляют одних плакать в ожидании необходимого им телесного контакта с мамой. Почему культура настолько вмешивается в естественный процесс? Почему мы не заботимся о детях тем наиболее естественным способом, который задумала для нас природа? В следующей главе я попытаюсь объяснить, как и почему культура регулирует один из наиболее фундаментальных типов связи между людьми – отношения привязанности родителей и детей. Вкратце – к младенцам мы относимся так же, как к самим себе, и поэтому в том, как мы ухаживаем за детьми и воспитываем их, мы настолько же подчинены культуре, как и в том, как мы одеваемся, что едим и как отдыхаем.
104
Wisenfeld, Malatesta et al., 1985.
105
Greenberg and Morris, 1974.
Глава 2
Антропология воспитания
Любая молодая мать или отец знает, что ничто не порождает такого обилия советов, как появление в доме ребенка. Другие родители, бабушка, соседка, незнакомка на улице, семейный врач и масса книг по уходу за ребенком всегда готовы проинструктировать вас, как нужно «правильно» заботиться о младенце. Однако большинство родителей не знают, что эти разнообразные советы и даже общепринятые «правила» воспитания, которые кажутся такими неоспоримыми, по большей части основываются на смеси традиций, модных поветрий и народной мудрости и разбавлены лишь малой толикой научных знаний. На самом деле мало кто когда-либо занимался изучением вопроса о том, действительно ли правила, принятые в одном обществе, помогают добиться лучших результатов в превращении детей в социально адаптированных и счастливых взрослых, чем традиции другого общества. Если родители разговаривают со своим малышом, научится ли он говорить раньше? Никто не знает. Если вы спите со своим ребенком, станет ли он из-за этого эмоционально зависимым? Кто знает. Тем не менее общества устанавливают «правила» выбора методов воспитания, которые предполагают существование правильного и неправильного типа родительского поведения. При этом советы, касающиеся вопросов воспитания, преподносятся в настолько угрожающей форме – совершите ошибку, и ваш ребенок может вырасти социально неадаптированным, не очень смышленым, неприспособленным к жизни или того хуже, – что родители часто следуют этим правилам или принимают советы, даже не задумываясь о других, альтернативных путях, существование которых не менее правомерно. Кроме того, любое общество подвержено
Теории родительского поведения
Многие годы ученые пытаются понять, как на самом деле устроены отношения между родителями и детьми. И до сих пор никто из них не может дать на это уверенный ответ. Они знают, что советы в сфере воспитания определяются социальным, культурным и научным контекстом так же, как и все остальное, что люди делают и говорят. Кроме того, специалисты, занимающиеся исследованиями в этой области, сходятся во мнении, что подход к воспитанию оказывает влияние на физическое и психическое развитие ребенка. Однако по сей день никто точно не знает, как осуществляется это влияние. Наши дети действуют как «психологическая и интеллектуальная губка» – они смотрят и слушают и растут на основании того, что узнают в ходе этого процесса. Но почему одно событие или взаимодействие оказывает на них большее влияние, чем другое? И в какой степени те нити, которые связывают детей с родителями, родственниками и культурой, влияют на то, каким становится человек? Кто определяет это в большей степени? Мама? Братья и сестры? Папа? Телевидение? Культура в целом? Или все это не так уж важно, так как большая часть личностных качеств человека запрограммирована на генетическом уровне?
На рубеже веков западные ученые предполагали, что по всему миру люди действуют в основном одинаково. Они считали, что присущее людям единообразие мыслей и действий, желаний и мотиваций можно объяснить тем, что все мы – представители одного вида, формирование которых происходит под действием похожих психологических механизмов [106] . В основе этих предположений лежали главным образом психологические теории Зигмунда Фрейда, который видел общие закономерности во внутренней мыслительной деятельности у своих пациентов. Антропологи первыми среди ученых обратились с целью подтверждения правильности этой концепции к культурам, не относящимся к западной. Они предполагали, что, наблюдая за людьми в процессе решения ими повседневных задач и опрашивая их о «нормальном» поведении, принятом в их культуре, смогут поместить поведение и мышление в рамки некой логически обоснованной психологической модели, которая перекликается с психологией представителей западного мира. Таким образом, в соответствии с этими исследованиями считалось, что культура оказывает незначительное влияние на глубинную мотивацию людей и что по своей внутренней сути все люди очень похожи.
106
Harkness and Super, 1996.
Только в 1920-х годах, в период расцвета экспедиционных антропологических исследований различных незападных культур, проводившихся по всему миру, ученые начали осознавать то огромное влияние, которое оказывает культура на образ мыслей и душу человека [107] . Начиная с этого времени они поняли, что люди не обязательно похожи друг на друга, что не всеми ими управляют одинаковые психологические стремления и что совершенно разные культуры могут формировать совершенно разных людей. Эта точка зрения также предполагает, что все культуры обладают одинаковой ценностью – в конечном счете деревню охотников и собирателей начали рассматривать как не менее интересное, сложное и комплексное явление, чем промышленный город [108] . Еще важнее то, что на протяжении тех лет, когда происходило формирование новой дисциплины, антропологи активно содействовали развитию идеи, что культура, какой бы она ни была, не является пассивным инструментом, а выступает в роли густой завесы, которая «приглушает» то, что определено природой [109] . Социологи того времени считали, что именно этот культурный «покров» определяет наше отличие от других животных; непохожими на других животных людей делает обладание созданной ими культурой, выступающей в качестве средства взаимодействия с миром природы [110] . И именно в такой атмосфере – в условиях принятия идеи культурного формирования человеческой природы, – было положено начало проведению первых исследований детей и взрослых в разных культурах.
107
Bohannan and Glazer, 1973.
108
Данная концепция под названием «культурный релятивизм» представляет собой раннюю версию современной идеи мультикультурализма.
109
Культура рассматривалась как «сверхматериальная», то есть стоящая выше инстинкта, а значит, не «животная» (или «физическая»).
110
Возможно, активно выдвигая на первый план роль культуры в формировании личности человека и его поведения, эти антропологи заходили слишком далеко. Они отвергали влияние биологии на поведение человека, и даже сегодня многие культурологи по-прежнему отказываются признать, что у людей есть какая-либо связь с другими приматами или животными. Они считают людей особенными, независимыми от всех животных, потому что мы обладаем культурой.
В 1920-е годы решающую роль в отходе антропологии от ориентации на индивидуальную психологию в сторону изучения роли культуры в формировании личности сыграли антропологи Маргарет Мид и Рут Бенедикт. Они стали основателями научной школы под названием «Культура и личность», которая имела – и по-прежнему имеет – самое непосредственное отношение к изучению методов воспитания в разных культурах. Сегодня концепция, предложенная Мид и Бенедикт, представляется совершенно очевидной, однако в те дни мысль, что культура может формировать личностные качества человека, была достаточно радикальной. Маргарет Мид входила в число первых ученых, покинувших кабинеты и занявшихся полевыми исследованиями. И хотя сегодня некоторые коллеги критикуют ее работу, в особенности используемую ею методологию, никто не может отрицать, что она одной из первых смело отправилась в плавание и попыталась лично собрать информацию о том, как живут люди в других землях. Вполне вероятно, что те люди, которых она опрашивала в Самоа, морочили ей голову, когда рассказывали о бесконтрольной сексуальности девушек-подростков, и можно утверждать, что она жила на острове Манус в Новой Гвинее недостаточно долго, чтобы составить ясную картину о детском периоде жизни местных жителей; но в конечном счете именно Маргарет Мид сообщила Западу, что существуют другие, не менее правильные способы воспитания и что эти различающиеся способы оказывают значительное влияние на формирование личности взрослого человека.
После появления первых данных исследований других культур стало очевидно, что люди в различных географических регионах не только ведут себя неодинаково, но и думают по-разному. Рут Бенедикт была известна – а скорее скандально известна – тем, что описывала культуры с точки зрения широких обобщений различающихся личностных типов, используя тем самым подход, который в наши дни считался бы слишком стереотипным, даже «расистским». Тем не менее обе эти женщины первыми указали на то, что культура влияет на человека и что это влияние начинает действовать с момента рождения, так как родители принимают культурно апробированные решения о том, как растить своих детей.