Мы и наши малыши

Смолл Мередит

Существует ли материнский инстинкт?

Не каждая женщина хочет заводить детей, и не каждая родившая женщина становится хорошей матерью. Но есть свидетельства того, что женщины, прошедшие через беременность и роды, ведут себя по отношению к своим новорожденным сходным образом. Это дает повод предполагать, что определенные аспекты материнского поведения строятся на некой общей для нашего конкретного вида модели. Например, почти все матери, впервые видя своего новорожденного малыша, дотрагиваются до него одним и тем же образом – сначала пальчики, затем ладошки, потом ручки и ножки и наконец тельце. Все матери устраиваются так, чтобы взглянуть малышу в глаза [52] . Менее очевидна биологическая подоплека этих универсалий материнского поведения. Например, не существует устойчивой связи между уровнем гормонов и отношением беременных и недавно родивших к детям. Похоже, что беременность или роды не меняют отношение женщины к тому, какой она, как ей кажется, будет матерью, или к детям вообще. Единственное отличие, как заметили исследователи, заключается в том, что беременные женщины начинают привязываться к своему ребенку во втором триместре (обычно когда малыш начинает шевелиться), и происходит это даже у тех матерей, для которых беременность была источником негативных эмоций [53] . У беременных женщин также учащается ритм сердцебиения, когда они слышат плач чьего-либо младенца [54] –

хотя исследователи, наблюдавшие за поведением беременных женщин в очереди на прием у доктора, не обнаружили, чтобы те посматривали на младенцев и детей чаще, чем это делали не беременные [55] .

52

Trevathan, 1987.

53

Fleming, 1990.

54

Bleichfield and Moely, 1984.

55

Feldman and Nash, 1978.

Возможно, что кортизол – гормон, выделяющийся при стрессе, – может повышать у матерей бдительность и помогать настроиться на своего новорожденного малыша. Кортизол важен для реакции «бороться или бежать» – быстро проникая в клетки, он повышает восприимчивость организма к внешним раздражителям и готовит его к тому, чтобы на них отреагировать. В этом смысле переживающих стресс из-за трудных родов матерей высокий уровень кортизола в крови может настраивать на то, чтобы воспринять запах, ощущение и все прочие аспекты облика новорожденного и так или иначе на эти сигналы отреагировать. Например, в одном исследовании обнаружилось, что матери с высоким уровнем кортизола в крови больше разговаривают со своими младенцами, чем все остальные; однако неизвестно, является ли это всего лишь разницей в том, как некоторые женщины справляются с родами, особенностями их личности или ничего не значащей статистической помехой [56] .

56

Fleming, 1990; Warren and Shortle, 1990.

У других животных, особенно грызунов, окситоцин играет важную роль во всевозможных отношениях привязанности, в том числе и материнском поведении [57] . Но хотя у только что родивших женщин концентрация окситоцина в крови чрезвычайно высока, исследователи не обнаружили у людей прямой зависимости между уровнем окситоцина и материнским поведением. Однако возможно, что существует некое взаимодействие между физиологической стороной грудного вскармливания, связанного с окситоцином и пролактином, и материнской заботой. Эти гормоны, в особенности пролактин, участвуют в выработке материнских бета-эндорфинов – тех самых веществ, которые вызывают ощущение покоя и подавляют враждебность, тревожность и раздражительность, одновременно побуждая человека проявлять нежность. Еще значимее то, что бета-эндорфины вызывают привыкание в том смысле, что они усиливают ощущения удовольствия [58] . Не исключено, что кормление грудью неким образом стимулирует выработку бета-эндорфинов, но заслуживающих доверия документальных доказательств наличия подобного механизма все еще нет.

57

Insel, 1990; Insel and Shapiro, 1992.

58

Kimball, 1979.

То, что матерям свойственна некая повышенная чувствительность, вызываемая физиологической либо эмоциональной реакцией, видно по тому, что вскоре после родов те уже могут узнавать своего малыша по одному лишь только запаху или голосу. Было несколько исследований, показавших, что матери, проведя со своими новорожденными всего несколько часов, уже могут узнать своего малыша по запаху, находя его распашонку среди чужих [59] . Они также довольно хорошо слышат плач своего ребенка. Женщины в послеродовых палатах обычно не пробуждаются на плач чужих младенцев, но если рядом начинает плакать их собственный, немедленно просыпаются. Родившие женщины также хорошо различают плач собственного малыша на записи, где спектрограмма каждого голоса уникальна, как отпечатки пальцев [60] . Они могут безошибочно различать записанные при разных обстоятельствах и проигранные им типы плача – просит ли младенец есть или сменить ему подгузник [61] .

59

Porter et al., 1983; Fleming, 1990.

60

Formby, 1967.

61

Sagi, 1981.

Хотя это указывает на наличие у матерей врожденного инстинктивного навыка различения и взаимодействия с младенцами, содержание этого взаимодействия не является жестко заданным. Более того, все эти исследования показывают, что с течением времени матери научаются лучше различать своих детей на слух и по запаху и что женщины, у которых уже были дети, делают это лучше, чем молодые матери. Хотя некоторые из этих способностей и могут являться для женщин врожденными, навык и эффективность их применения приходят с практикой и опытом, что вполне ожидаемо для вида типа нашего, у которого обучение является важным компонентом поведенческих моделей. Даже материнское отношение – положительная реакция на детей и своего собственного младенца, которая должна была бы быть наиболее врожденным аспектом материнского поведения, – изменяется под действием жизненного опыта. В одном исследовании ученые провели с 68 женщинами по три интервью: один раз во время беременности, затем через три дня после родов и на втором году жизни их младенца. Все опрошенные выказали однозначный прирост в позитивности отношения к своим малышам – со временем они начинали испытывать к ним все большую и большую привязанность [62] .

62

Fleming, 1990.

В том, что матерям, чтобы глубоко привязаться к своим детям, нужно их наблюдать, провести вместе с ними время и узнать их как личности, нет ничего удивительного. Мы с вами – сложные, наделенные эмоциями живые существа, и чтобы принять чужое «я», даже если половина генов у него ваша, требуется приложить некоторые усилия. Так что в поведении матери нет ничего с неизбежностью запрограммированного, даже если некий инстинкт и подсказывает ей быть открытой к новой привязанности. Матерям и их младенцам, хотя они и предрасположены к тому, чтобы вступить в отношения привязанности, с очевидностью требуется длительное общение, чтобы сделать эти узы по-настоящему крепкими.

Существует ли отцовский инстинкт?

Поскольку мужчины не рожают, считается, что привязанность отцов к детям должна быть слабее, чем у матерей. Для большинства млекопитающих это так. Самцы млекопитающих, например, в отношении к детям нечасто играют деятельную роль отца; фактор лактации означает, что помощь самца детенышу практически не требуется. Виды, у которых о детенышах заботятся оба родителя, составляют менее 5 % всех млекопитающих [63] .

Так что зоологи не предполагают у самцов наличия какого-либо инстинкта заботы о младенцах, и когда те о них все-таки заботятся, ученые всегда находят этому какое-то индивидуальное объяснение [64] . Но иногда, когда уход за малышом требует много сил и самцы способны оказать в этом помощь, эволюция заставляет их участвовать в заботе о потомстве. Так, многие самцы птиц высиживают яйца и приносят птенцам пищу. Самцы некоторых рыб вынашивают оплодотворенные икринки, храня их во рту или складывая кучками в охраняемых ими укромных местах на дне рек. Человеческие младенцы настолько несамостоятельны, что можно предположить, что эволюция сама отвела мужчине роль заботливого отца как части базовой модели воспитания потомства. Более того, некоторые антропологи считают, что потребность в заботливом отце явилась одним из основных эволюционных факторов, сформировавших современную модель моногамного брака [65] . Однако большинство людей верят больше в материнский инстинкт, чем в то, что мужчинами также может двигать некий инстинкт отцовства. Но если антропологи правы и одной из движущих сил эволюции нашего вида была потребность в заботливом отце, тогда мужчины должны были бы испытывать потребность заботиться о младенцах, сравнимую с женской.

63

Случаи заботы самцов о детенышах встречаются по большей части среди приматов, плотоядных и непарнокопытных и, как правило, ассоциируются со строгой моногамией, когда ухаживающий за детенышами самец уверен в том, что настоящим биологическим отцом является именно он (Clutton-Brock, 1991).

64

Taub, 1984; Clutton-Brock, 1991.

65

Alexander, 1990.

Участие отца в уходе за младенцем может принимать всевозможные формы. Конечно, в плане лактации мужчины подкачали, но ведь кормление грудью – это лишь один из многих аспектов заботы о жизни и здоровье ребенка. У других животных самцы охраняют территорию; а там, где территория включает в себя источники пропитания (одна из главных причин охранять ее от вторжения), зачастую и отделяют часть пищи для детенышей и кормящих матерей. У гиббонов, живущих моногамными парами, самцы не носят детенышей и не защищают их, однако помогают самкам охранять территорию, что принципиально для поддержания их рациона из фруктов и овощей [66] . У мартышек, крошечных обезьянок из Южной Африки, самцы носят детенышей практически с самого их рождения, и единственный вклад самок в уход за ними – это то, что они кормят малышей, когда самцы им их для этого на время передают [67] . У прочих обезьян степень взаимодействия отцов со своими детьми варьируется. Некоторые, типа горилл, относятся к младенцам терпимо, но не уделяют им особого внимания; тогда как другие, например бабуины, часто носят малышей и играют с ними. Детско-родительские отношения могут принимать даже такие формы, как у обезьянок-маготов, у которых отцы используют детенышей в качестве пешек в статусных играх самцов, но при этом относятся к малышам очень заботливо [68] . Ясно одно: самцы млекопитающих, в том числе некоторых видов приматов, способны обеспечивать своих детенышей всем тем же, что и самки, за исключением молока.

66

Недавняя работа Райна Паломбита о гиббонах и сиамангах показала, что некоторые из ранее считавшихся моногамными пар и нуклеарных семей на самом деле представляют собой неоднородные пары сожительствующих животных. Доктор Паломбит также доказал, что не все эти пары являются строго моногамными. (Palombit, 1994 a, b).

67

Wilson Goldizen, 1987.

68

Taub, 1984.

Во всех человеческих культурах стандартная модель семьи предполагает наличие кого-то, кто выполняет функцию отца (обычно это биологический отец либо родственник жены). В любом обществе мужчины эти ведут себя соответствующим данной роли образом [69] . Антропологи полагают, что в обществах с крепким семейным укладом, где женщины участвуют в добыче пропитания, где родители и дети совместно занимаются хозяйством и преследуют общие цели и где мужчины не озабочены выполнением функции воинов, в воспитании детей биологический отец играет особую, важную роль [70] . Чтобы тратить значительные силы на воспитание детей, такой мужчина должен быть уверен в том, что именно он является их отцом; поэтому во всех культурах есть многочисленные механизмы вроде законодательно утвержденного моногамного брака и жесткого наказания для неверных жен, призванные уверить отца в том, что живущие в его доме дети – его собственные. И хотя в разных культурах степень участия мужчин в воспитании детей разнится, потенциальный масштаб подобного участия весьма велик. Отцы могут обеспечивать пропитание, крышу над головой, защиту и повседневную заботу, и обычно именно так они и поступают. Также имеются свидетельства того, что мужчины способны сильно привязываться к своим детям и что естественный отбор заложил в наших мужчин возможность быть хорошими отцами.

69

Yogman, 1982; Lamb, 1987.

70

Whiting and Whiting, 1975; West and Konner, 1976; Yogman, 1990.

Так, в некоторых традиционных обществах отцы настолько близко связаны со своими детьми, что даже демонстрируют симптомы беременности и родов. Феномен этот известен как «кувада» (от баскского слова для «высиживания яиц») [71] . В этих обществах мужчины страдают от токсикоза и должны подолгу отдыхать, чтобы набраться сил. В завершающий момент беременности односельчане укладывают кричащего мужчину-куваду в кровать, заботятся о нем, в то время как жена его рожает в каком-нибудь другом месте. И это не какой-то там дикий пережиток, сохранившийся в «примитивных» культурах. В Ежегоднике по внутренним болезням от 1982 года был опубликован отчет, демонстрировавший, что феномен кувады живет и здравствует и в нашей культуре. Ученые, исследовавшие 257 беременных пар, обнаружили, что 22,5 % отцов обращались к врачу с по меньшей мере одним необъяснимым симптомом, который они не испытывали прежде и который поразительно напоминал то, что испытывали их беременные жены: тошнота, вздутие живота и тому подобное [72] . Будущие отцы также в два раза чаще, чем делали это до беременности супруги, посещали своего врача и получали в два раза больше лекарств по рецепту, чем обычно. Как ни странно, в медицинских картах этих мужчин факт беременности их жен зафиксирован не был. В еще одном исследовании 65 % будущих отцов жаловались на неприятные физические симптомы и сообщали, что из-за беременности вынуждены были внести изменения в свой рацион или перестать курить [73] .

71

Lipkin and Lamb, 1982; Yogman, 1990.

72

Lipkin and Lamb, 1982.

73

Yogman, 1990.