Мы из подводного космоса
Шрифт:
Алексей кратко рассказал о службе, о жизни и о горе, которое обрушилось на него буквально на ровном месте. Михаил Петрович, десятки раз дежуривший по комендатуре, где его знали уже более пятнадцати лет, с полуслова понял свою задачу. Он, хитро улыбнувшись Алексею и успокоительно подмигнув, набрал номер делопроизводителя коменданта. «Машенька, золотце, как поживаешь?» – «Ой, Михаил Петрович, я узнала Вас. Что-то Вы давно не появлялись у нас?» – «Машуня, я уже в таком звании, что мне доверяют дежурить по училищу, но я всегда с удовольствием вспоминаю тебя. Ты выросла у меня на глазах. Кстати, как твой сын, Николай, убыл уже на курсантскую практику?» – «Сын заканчивает первый курс училища и поехал на Север, в Гаджиево. Будет стажироваться на подводной
«Михаил Петрович, я сейчас побегу в фельдъегерский отдел штаба флота и перехвачу письмо. Оно ещё там. Я за своего единственного ребёнка, выросшего без отца, ни перед чем не остановлюсь». – «Машенька, позвони мне через час, я буду ждать и переживать за тебя», – Михаил Петрович положил трубку. «Беру грех на свою душу, Алексей. Давай попьём чаю, у меня есть хороший английский чай. Ребята привезли из Англии». Они пили чай со свежими бубликами, вспоминали курсантские годы Алексея и ждали. Минут через сорок запыхавшаяся женщина позвонила и сообщила, что письмо она перехватила, более того, она его сожгла и пепел развеяла. Комендант будет думать, что письмо ушло, все формальности соблюдены. А она будет спокойна за своего сына. «Спасибо большое вам, Михаил Петрович».
Опытный воспитатель, толковый офицер, Михаил Петрович Охрименко в шутку потрепал за ухо командира реакторного отсека, вчерашнего мальчишку старшего лейтенанта Алексея Малахова. Тому стало стыдно, и непрошеные слёзы выступили у него на глазах. Добротой можно добиться большего, чем гауптвахтой. Они помолчали, оба взволнованные. Затем обнялись. «Береги честь смолоду», – тихо напомнил на прощанье Михаил Петрович.
Через три дня Алексей Малахов доложил командиру атомохода о прибытии из краткосрочного отпуска. «За время отпуска замечаний нет». А через три месяца по просторам Атлантического океана пронеслась радиограмма, у офицера Малахова родился сын, названный в честь деда Андреем. Андрей Алексеевич чувствует себя хорошо. Замечаний нет.
Когда подводный корабль вернулся с боевой службы, за отличное знание специальности и успешное выполнение учебно-боевой задачи в дальнем походе старший лейтенант А.А.Малахов был представлен к правительственной награде.
P. S. А если бы не было сына у делопроизводителя Маши, который проходил практику даже не в Гаджиево, а в Видяево, совсем по-другому пошла бы служба у молодого офицера. А если бы помощник коменданта, проявив элементарное уважение к подводнику, отвез Алексея домой, то и вовсе не было бы этих событий. От каких простых случайностей зависит наша жизнь! Нет, за удачу надо бороться. Девиз Наполеона: «Удачу нужно хватать за волосы, даже если они белокурые», – давно стал девизом командира лодки, на которой служит Алексей Малахов. И офицеры берут пример со своего командира.
22. Успел встретить
Вовчик Соколов, механик с соседней лодки, очень любил свою жену. Её нельзя было не любить: высокая, стройная, элегантная, ухоженная женщина. Когда она шла по причалу, вся бригада лодок прекращала работу и очарованно смотрела ей вслед. Царица…
Она жила в Ленинграде и к Вове на Север, в Сайду – губу, где базировалось наше соединение подводных лодок, приезжала изредка, объясняя это необходимостью дать детям приличное образование, занятиями в бассейне и вообще невозможностью жить ей на Крайнем Севере, что в целом соответствовало действительности. Вовик безропотно выполнял все её прихоти и млел от счастья, когда в свободную минуту думал о ней, о том, как повезло ему с женитьбой. Сам он был невысокого роста, кругленький, лысенький,
Вечером, не успела лодка пришвартоваться после недельного пребывания в море, как по причалу сломя голову прибежал рассыльный и принёс телеграмму. Завтра утренним поездом приезжает жена старшего лейтенанта Соколова. Требует, чтобы муж встретил её на вокзале в Мурманске. Когда командир вручил телеграмму Вове, тот потерял дар речи. Он что-то говорил, рот открывался, глаза дико вращались, но звука не было. До прихода поезда оставалось 12 часов, а причал отделяло от вокзала 25 километров тундры до Полярного, там, если повезёт, катером через весь Кольский залив до Мурманска можно добраться часов за шесть. Если не повезёт, катер доставит на другой берег Кольского залива в Североморск, а там до Мурманска придётся добираться на попутных машинах. Наконец, Вова стал издавать звуки, сипение перешло в нечленораздельные возгласы и только затем мы поняли, что он просит командира отпустить его встретить супругу. Командир возражал, уверяя его, что это невыполнимая задача.
Вова упал на колени и со слезами на глазах просил командира и, наконец, довод, что жена бросит его, если он её не встретит, добил командира. Он в сердцах махнул рукой и отрезал, что с этой минуты даёт старшему лейтенанту Соколову В.В. отгул на одни сутки и не несёт никакой ответственности, где и как он будет его проводить. Через несколько секунд Вовы уже не было, офицеры отдали ему все деньги, у кого сколько было при себе, и он, несмотря на позднее время помчался напрямик через сопки, не разбирая дороги, в Полярный, как северный олень, который несётся к своей подруге, чуя её запах. Хорошо, что штурман успел вложить ему в руку карманный фонарик.
Полная луна ярко освещала начало пути. Крупные звёзды, мерцая и как бы подмигивая, указывали механику правильное направление. Вова шёл бодро и энергично. Потом луну начали закрывать сначала тучки, потом тучи и, наконец, настал час, когда весь небосклон оказался затянутым серой мглой. Вова не снижал скорость, подсвечивая себе фонариком в низинах. Общее направление он определил верно и теперь старался быть осторожным, только бы не подвернуть или, не дай бог, сломать себе ногу. Когда с неба что-то посыпалось влажное, Вова не обратил внимания, это не мешало движению. Но когда влага превратилась в надоедливую морось, бесконечно висящую в воздухе, попадающую за ворот шинели, крупными каплями стекающую с козырька фуражки; когда лицо, руки, любой открытый участок кожи стал липкий, солёный, потому что влага шла с моря; когда под ногами стал чавкать влажный ягель, Вова впервые заволновался. Он взглянул на часы со светящимися стрелками. До прихода поезда оставалось 9 часов. Ещё через час пути он почувствовал, что флотская шинель промокла насквозь. Дважды уже он проходил ручьи в расщелинах между сопками по колено в воде. Но это его не беспокоило, ему было жарко. Адреналин будоражил кровь. Он был весь красный, от него валил пар и он настойчиво шёл только вперёд.
Ещё через час вынужденного марафона, находясь на вершине сопки, он увидел далеко впереди одинокий огонёк. . Полярный! До прихода поезда – 7 часов, до отхода первого катера из Полярного – 47 минут. У Владимира открылось второе дыхание: всю волю в кулак, увеличил ход до самого полного.
Катер дал уже третий гудок, когда Вова запрыгнул на него. Он хрипел, грудь ходила ходуном, крупные капли пота текли по его лицу, по спине, по груди. Ничего не видя вокруг, он забился в какой-то угол и затих. Он был доволен: до прихода поезда оставалось 6 часов, он успевает. Нервное напряжение немного отпустило и Вова, чувствуя спиной тепло от машинного отделения, слыша мерный гул работающего двигателя, позволил себе расслабиться и мгновенно отключился.
Разбудили его с трудом. Катер стоял у причала в Мурманске. Все уже вышли. До прихода поезда – 24 минуты. Вову словно ошпарило – надо срочно купить цветы. На привокзальной площади, где обычно продают цветы, народу было мало и цветов уже не было, все встречающие были на перроне. У одной старушки мелькнуло в руках что-то зелёное, Вова, не приценяясь, сунул её крупную купюру и бросился на вокзал, откуда донёсся гудок приближающегося поезда. Тяжело дыша, он подбежал к седьмому вагону, когда жена уже выходила. Нежно розовое пальто, воздушная белая шаль, столичная причёска, яркие краски лица. Вова от гордости был на грани потери сознания. Попутчики вынесли её вещи и, раскланиваясь, удалились. Гордая, даже надменная, она царственно огляделась вокруг и не узнала Вову. Вова, униженно улыбаясь, сделал несколько робких шагов к ней. Она, наконец, увидела его и … отвернулась. Вова подошёл ближе, протянул цветы, попытался что-то сказать приветливое. Она, не глядя, швырнула цветы между вагонами и только затем повернула к нему своё разгневанное лицо.