Мы из подводного космоса
Шрифт:
Много позднее, уже капитан 1 ранга Алексей Игольников, бывалый и опытный моряк, тёртый и перетёртый, битый и перебитый, седой и постаревший, но не зачерствевший душой, услышал и глубоко вник в стихи, ставшие, на его взгляд, молитвой интеллигентных людей:
«Когда мне невмочь пересилить беду,Когда подступает отчаянье,Я в синий троллейбус сажусь на ходу,В последний, случайный….»Какая пронзительная тоска, свойственная каждому мыслящему человеку, какое глубокое проникновение
Какое доверие морскому братству. Какая уверенность, что моряки помогут, даже если просто посидеть рядом и помолчать. Действительно, морю дана великая сила – смывать с человеческой души грязь и горечь.
Заключительный куплет нельзя произносить без внутреннего очищения, хочется плакать и слезами смыть всё, что наболело в душе:
«…Последний троллейбус плывёт по Москве,Москва как река затухает,А боль, что скворчонком стучала в виске,Стихает, стихает».Когда у ветерана Флота, жителя блокадного Ленинграда, капитана 1 ранга Игольникова Алексея Ивановича болит голова, а она сейчас болит частенько, он делает себе массаж и читает вслух это великое творение любимого поэта. В нём столько заключено положительной энергетики, такой мощный заряд жизни, такая ритмика стиха, что через какое-то время боль, «что скворчонком стучала в виске», действительно, стихает, стихает.
Спасибо тебе, великий Мастер. Ты надорвал своё сердце, переживая за всё человечество. «Прекрасный, редкий цветок отцвёл, ласковая звезда погасла. Трудно жилось ему: быть честным человеком на Руси очень дорого стоит». Ты ушёл от нас туда, где большинство, как говорят англичане. Но ты с нами. Ты научил нас говорить друг другу комплименты. Уважать, ценить и беречь человеческую жизнь. Делать добро, пока человек ещё жив, поскольку «жизнь человека короткая такая». Ты ушел, но ты всегда с нами, в наших сердцах. А мы, моряки, с тобой.
34. В торпедном аппарате
Ничто так не украшает женщину, как военная форма, а тем более – морская. А если еще женщина – яркая блондинка!
Солнце ласковое, отдохнувшее за ночь и умывшееся в море, лукаво появилось из-за тучек на горизонте, и начался день. Легкий бриз с моря приятно освежал. Аромат цветущей акации дурманил и без того не очень свежую голову. Воспоминания минувшей ночи будоражат молодую кровь…
Черное море. Самое синее море в мире! Сколько красок! Жизнь прекрасна! Правильно говорит наш старший помощник: «Жизнь дается один раз, и прожить ее нужно в Крыму».
На ходу застегивая кремовую форменную рубашку с лейтенантскими погонами, бегу на службу. Сегодня у меня день, который древние греки отметили бы белым камешком. Нам предстоит испытание, называемое по-научному – «выход из аварийной подводной лодки через торпедный аппарат». Каждый подводник, прежде чем его выпустят в море, должен пройти подготовку по легководолазному делу, завершающим этапом которой является выход через
Матросы голые, как у нас принято, включались в аппарат, опускались в бассейне под воду, искали на дне шайбы, гайки, куски труб, все это надо было сделать за ограниченное время. Отработав этот элемент, перешли на причал и начали погружаться в море на глубину 10 метров, надевая уже изолирующий костюм подводника – гидрокомбинезон. Опытный инструктор-водолаз мичман Голубничий, крупный, крепкий мужчина, именно о таких говорят: «Стоит он тяжелый, как дуб, не чесаны рыжие баки, и трубку не вырвать из губ, как кость у голодной собаки», не давал никому поблажек, даже нас, офицеров, заставил погружаться. Он, бывало, отбросит прядь седых волос с кирпичного лица, на котором время и заботы сначала провели, потом углубили морщины, и гаркнет свою сакраментальную фразу: «Жить хочешь? Полезай под воду». Мол, когда случится авария на подводной лодке, некогда будет учиться, там надо действовать автоматически…
Построились на подъем военно-морского флага. Доктор капитан Филин, мой друг и «сокамерник» (у нас с ним на лодке одна маленькая каютка, похожая на камеру), ощутив легкий аромат французских духов и увидев мои глаза с некоторой синевой, покрутил пальцем у виска. «Намек понял, но уж больно хороша была прекрасная незнакомка», – ответил я одним лишь движением плеч. «Красивая?» – «Хуже, чем красивая!» И все, ни слова. У нас на лодке старпом, любимец женщин и сам с восторгом отвечавший им взаимностью, ввел табу – о покоренных женщинах ни слова. «Это недостойно морского офицера. Учтите, на ваше место потом придут другие. Для них каждая наша женщина должна быть чиста и непорочна». Вот такая у него была философия жизни. Сам он был красив и породист. Аккуратный, подтянутый, всегда веселый и обаятельный, к тому же первый юморист в нашей бригаде лодок. Нередко подшофе Юрий Павлович проводил с нами, поручиками Ржевскими (его терминология), занятия, общий смысл которых сводился к одному: «От женщин одно лекарство – другая женщина!» У него был прекрасный девиз: «Если любить, то только королеву!»
Я завидовал ему, из его королев уже можно было бы создать экипаж подводной лодки. Это была бы первая в мире атомная лодка, где матросам не надо было бы выдавать вино, как нам, по 50 граммов ежедневно. Женщины с удовольствием обходились бы двойной порцией шоколада.
Ровно в 8 часов под бой склянок со стоящих рядом надводных кораблей мы подняли на нашей подводной лодке военно-морской флаг. На флоте начался рабочий день. Этой флотской традиции уже 300 лет. Организованно прибыли к стоящему рядом на причале макету носовой части подводной лодки с торпедным аппаратом, соединенным с большой емкостью воды, высотой метров пять, Первые четыре добровольца начали надевать гидрокомбинезоны и включаться в дыхательные аппараты. Доктор Филин контролирует их действия. Неунывающий Юрий Павлович остановил свой веселый взгляд на мне и повел глазами, указывая на торпедный аппарат: «Игольников, вперед!». Я молча стал раздеваться, чтобы, надев снаряжение, возглавить первую группу моряков. У нас на лодке уже давно традиция – офицер всегда идет в торпедный аппарат первым со своей группой. Молодые матросы боятся этого сложного упражнения, и только сознание, что впереди офицер, который уже много раз проходил торпедный аппарат и всегда оставался живым, придает матросам силы и смелости. Оделся, загубник в рот, включился в дыхательный аппарат, поднял руку, докладывая о готовности. Пока спокоен… Мичман Голубничий быстро посмотрел мне в глаза через стекла очков комбинезона, увидел мой спокойный взгляд и благословил, ласково ударив огромной ладонью по голове: «Пошел!» Волоча ноги в бахилах с металлическими стельками, подошел к торпедному аппарату. Задняя крышка открыта, диаметр трубы 55 сантиметров. Надо туда влезть. Всунул голову – впереди темная бездна. На секунду сомнение: «Надо ли лезть?» Что-то учащенно забилось сердце. Бросило в жар… «Надо!» – заставляю себя. Никак не могу поднять ногу на высоту аппарата, плохо сгибается в колене – мешает воздух. Наконец, лишний воздух в комбинезоне с ревом стал выходить из стравливающих лепестковых клапанов. Кто-то поддержал ступню, и вот половина моего туловища и одна нога в трубе торпедного аппарата. Дальше самое трудное, надо ползти на боку семь метров по сухому аппарату в резиновом комбинезоне и следить, чтобы не пережимались трубки дыхательного аппарата.